Темные замыслы

— Речь не о том, как ты управляешь судном или обращаешься с командой; это все ты делаешь прекрасно. Нет, я о другом: ты не в силах справиться с самим собой.

Бартон присел.

— Ну, давай, давай. Только о чем ты?

Алиса наклонилась вперед. Ее лицо скрылось в тени.

— Прежде всего, ты не можешь прожить на одном месте больше недели. Через три дня ты уже взвинчен. К седьмому — мечешься, как тигр в клетке.

— Избавь меня от зоологических сравнений, — прервал он ее. — Ведь ты же прекрасно знаешь — только что я просидел на одном месте больше года.

— Да, пока строилась лодка. Но и сейчас ты выбрал такой проект, который позволил как можно быстрее ее закончить. К тому же, ты постоянно уезжал куда-то, оставляя нас работать на судне. Тебя тянет побывать всюду, узнать новости, изучить редкие обычаи и все еще незнакомые тебе языки — неважно что, был бы предлог удрать.

— Это болезнь души, Дик. И я сказала только об одном ее проявлении. Тебе невыносима любая остановка, но дело не только в этом… ты сам себя не выносишь, сам от себя пытаешься сбежать.

Он встал и принялся вышагивать взад и вперед.

— Значит, ты утверждаешь, что я сам себя не выношу. Какое жалкое существо! Он не любит даже себя — значит, другие тоже не могут его любить.

— Ерунда! Этого я не говорила!

— Все, что ты несешь, — чистой воды вздор!

— Вздорные мысли в твоей голове, а не в моих словах!

По ее щекам потекли слезы.

— Но я… я люблю тебя, Дик!

— Видимо, не настолько, чтобы выносить мою никчемную эксцентричность.

Она всплеснула руками.

— Никчемную?

— Меня одолевает жажда странствий. Так что же? Надо ли над этим потешаться? Достоин ли осмеяния бегун, который чувствует зуд в ногах?

Она слабо улыбнулась.

— Нет. Я лишь заклинаю тебя избавиться от него. Это не зуд, не жажда странствий, Дик. Это обреченность.

Алиса встала, закурила сигарету и, размахивая ею перед носом Бартона, продолжала:

— Посмотри! В свое время на Земле я бы никогда не осмелилась закурить. Леди не могла себе этого позволить… особенно, если ее муж — эсквайр, а отец — епископ англиканской церкви. Леди не могла выпить больше допустимого приличиями… не могла, наконец, выругаться! Я уж не говорю о том, чтобы лезть в воду голой или проткнуть копьем человека!

— И вот я, Алиса Лиддел Харгривс из поместья Кафнеллс, истинная аристократка, позволяю себе все это — и много большее… веду себя в постели так, что покраснели бы обложки французских романов, которые любил почитывать мой бывший супруг. Я изменилась! Почему же не можешь измениться ты? Сказать по правде, Дик, я устала от бесконечных странствий, от вечной тесноты на маленьких судах, от неуверенности в завтрашнем дне. Ты же знаешь, я — не трусиха. Все, что мне нужно, — найти место, где говорят по-английски, где собрались подобные мне люди, где царит мир; место, где мы могли бы осесть и иметь крышу над головой. Я так устала вечно скитаться!

Бартона тронули ее слезы. Он положил ей руки на плечи.

— Но что же делать? Я должен продолжать свой путь. Вот моя…

— Изабелла? Но я-то — не она! Я — Алиса, и я люблю тебя, Дик, но не могу быть вечной твоей тенью, что волочится следом при свете дня и исчезает ночью.

Она отшвырнула наполовину выкуренную сигарету и повернулась к нему.

— Но это еще не все! Есть одна вещь, которая волнует значительно больше. Ты не доверяешь мне! У тебя есть тайна, Дик… по-моему, страшная тайна…

— Может быть, ты скажешь — какая? Лично мне ничего не известно.

— Не лги! Я же слышу, как ты разговариваешь во сне! Это связано с этиками, да? С тобой что-то произошло, о чем ты молчал все годы. Я слышу, как ты бормочешь о коконе, о своих семистах семидесяти семи смертях. Я слышу имена, о которых ты не упоминаешь наяву, — Лога, Танабар. Ты говоришь о каком-то таинственном пришельце… Кто они, эти люди?

— Да, секреты могут хранить лишь мужчины, спящие в одинокой постели, — улыбнулся Бартон.

— Почему ты не хочешь рассказать мне? Неужели после стольких лет ты не можешь быть со мной откровенным?

— Если бы я только рискнул… я рассказал бы обо всем, но это слишком опасно. Поверь мне, Алиса, я молчу, потому что ничего не смею сказать. Ради нашего общего блага не требуй никаких объяснений. Ты только разозлишь меня.

— Ну, ладно. Но ночью руки, пожалуйста, не распускай.

Он долго не мог заснуть, а перед рассветом, внезапно пробудившись, в страхе спрашивал себя: не разговаривал ли он вслух?

Алиса сидела на постели, пристально вглядываясь в него.

22

Во время завтрака к Бартону явился Оскас, изрядно под хмельком. Он вручил ему мех, в котором плескалось с полгаллона спиртного.

— Слышал ли ты о большой белой лодке, плывущей с низовий Реки? — спросил вождь.