Темный аншлаг

– Ну, что-то общее есть, – ответила Эдна. Если она и уловила скептицизм в его голосе, то не подала виду. – А с тех пор как установили аэростат заграждения в конце улицы, прием вообще стал ужасный.

– Прием ваших духовных наставников?

– Нет, радио. Никак не могу поймать «Герт и Дейзи». – Она наклонилась вперед и огляделась вокруг. – Безусловно, лондонские театры полны призраков. – Она улыбнулась, похлопав Брайанта по руке. – По большей части это отголоски эмоциональных переживаний, вызванные энергией спектаклей, которые идут в подобных зданиях. Любой актер вам это скажет. Понимаете, они страшно подвержены психическим срывам. Нестойкие патологии столь часто ведут к жестокости и самоубийству. Полагаю, вы слышали про Человека в сером?

– Он появляется в театрах «Ройял», «Друри-Лейн» прямо перед началом успешной постановки, не так ли?

– Правильно, в треугольной шляпе, напудренном парике и сером плаще для верховой езды. Всегда идет одним маршрутом вдоль задней стенки балкона, начинает свой путь от бара и скрывается через заднюю стену. Даже добровольцы пожарной охраны его видели, а они не такие слабонервные, как актерская братия. Рабочие будто бы нашли его труп, замурованный в стене театра со стороны Рассел-стрит. С кинжалом между ребер. Можете прочитать о нем в любом дешевом справочнике. Не думаю, что эта история правдива, но, как бы то ни было, подобные дома привлекают к себе массовую истерию и усиливают эмоции. В конце концов, для того они и предназначены. Хотя существуют и менее известные призраки. В театре «Хеймаркет» завелся призрак драматурга Джона Бакстоуна. Маргарет Резерфорд пришлось провести там как-то ночь во время забастовки железнодорожников, так она обнаружила его в гардеробной. Или этого еще не произошло? Время проделывает со мной такие фокусы. – Она на минуту задумалась, расфокусировав свои слезящиеся зеленые глаза.

– Нас больше интересуют ощущения, Эдна.

– Понимаю. В здании может находиться какое-либо другое животное, кроме Ротшильда? Возможно, черепаха?

– Да, – подтвердил Мэй, с недоумением глядя на своего напарника.

– Я так и подумала. Кажется, ей нехорошо.

– У нее бессонница, – пояснил Брайант.

Эдна беспокойно потерла костяшки пальцев, ей не терпелось помочь.

– Какие все-таки толпы! Здесь прошло столько людей! Не много осталось в Лондоне общественных мест, столь же психически насыщенных, как театры. Интерьеры не меняются. Стены все впитывают. Не будете так добры передать мне Ротшильда?

Брайант принес кошачью клетку и открыл скрепленную проволокой дверцу.

– Я должна быть с ним осторожной, – сообщила Эдна, – он становится довольно хрупким.

Она захватила кота длинными тонкими пальцами и вытащила его наружу. Ротшильд представлял собой чучело абиссинского кота песочного окраса, припавшего на лапах, будто наблюдал за мышью. Потертые уши висели клочьями, один стеклянный глаз вдавился в череп, и из-под него сыпался песок. Она осторожно поставила чучело на перила первого яруса, мордой к сцене.

– Можно каким-нибудь образом притушить освещение зрительного зала?

Мэй все организовал для того, чтобы оставить свет включенным, беспокоясь главным образом о том, чтобы старая дама не споткнулась.

– Посмотрю, что можно сделать, – сказал он и отправился назад вдоль балкона.

– Здесь полно дружелюбно настроенных привидений, но так и должно быть, – прощебетала она Брайанту. – Молодые актеры к ним восприимчивы. Иногда они помогают новичкам перестать нервничать и вспомнить свои реплики или побуждают их занять более выгодные позиции на сцене. Порой актеры рассказывают, что их ведет невидимая сила. О, здесь что-то есть. – Она замолкла и, казалось, задремала. Освещение зрительного зала потускнело, и Мэй бесшумно вернулся, присев на кресло позади медиума.

Детективы слушали и ждали. Едва слышный высокий голос, вдруг зазвучавший от Ротшильда, напугал их обоих. Поначалу он был тише сквозняка, свистящего под дверью. Постепенно они смогли уловить несколько слов:

– Не актеры, актеров обожают. – Голос стих до дуновения ветра. – Кем-то пренебрегли и забыли. Не ненависть… только отчаяние… отчаяние. История повторяется.

Мэй уставился в лицо старой даме. Вроде бы ее губы не двигались. Что-то кольнуло его в шею.

– Это не его вина, понимаете… – Теперь зазвучал голос Эдны, такой бесстрастный, такой меланхоличный. – Эгоистичный и слепой. Медея… Каллиопа… богиня театра, как жаль! – По ее левой щеке скатилась слеза и задрожала на подбородке. – Бедная, истерзанная душа здесь, прямо сейчас среди нас. Загримированный мир так замкнут в самом себе. Должен найтись способ освободить заточенную душу. Жестокость лунного света, пока вне досягаемости.

Стоило Мэю взглянуть на нее, как Эдна подняла веки, напугав его. Она выпрямилась и вытерла подбородок.

– Извините, – сказала она, – я не собиралась так расстраиваться. В театре такое случается. Вместилище эмоций. Вы слышали голос?

– Да, – с энтузиазмом ответил Брайант, кивая своему напарнику. – Он чей?

– Могу предположить, он принадлежит Дену Лено, клоуну. Раньше это был мюзик-холл, не так ли?

– По-моему, да.