Темный бог вечности

– Который из Вас в космопорте? – возбужденно орала она в коммуникатор. – Хватит зубоскалить, некогда, это ты, Алексей? Немедленно прими все меры, чтобы коммодор Корн не покинул Азеру! На него разрешение Рекса о свободе перемещений не распространяется, немедленно арестуй его и сопровождаюших лиц! Что?.. а перехватить нельзя? Как это "как? " Запрети старт конвертоплана! Поздно?..

Лайза чертыхнулась.

– Вот так, мальчики. Тю-тю. Смылись, мерзавцы. Всегда я знала, что Корн сукин сын и негодяй, но чтобы элементарный жулик, это уж я даже и не знаю!

– Вы его знали лично? – удивился Виктор.

– Имела счастье, – буркнула Лайза.

– Ну, вот, – махнул рукой Виктор. – Дела, хуже некуда. Как теперь докажешь, что ни отец, ни Стас Ховрин, да и все мы тут ни сном, ни духом?

– Вы что это говорите? – возмутился добродушный верзила. – Ваш папаша и навел Гронкса на грузопоезд. А преследование кто организовал, как не координатор Ховрин?

– Тебе скажут, что это все мы следы заметали, наводили тень на ясный день, – возразил второй, явно более сообразительный курсант. – Одна надежда, говорят, господин вице-король умеет у людей мысли читать, не знаю, правда ли. Хорошо бы, если так.

– Простите, сударыня, не знаю, как Вас зовут, – предельно официально обратился Виктор к Лайзе, – мы должны считать себя арестованными?

– С какой стати? – удивилась Лайза. – Вы совершенно свободны, господа. Более того. Я намерена немедленно отправиться в Город на встречу с координаторами Ховриным и Бюллером. Если хотите, могу захватить вас с собой.

Она поглядела на Виктора. Нет, парень был все-таки очень хорош. Да и второй, сообразительный, был тоже, пожалуй, не хуже. Лайза улыбнулась и добавила:

– А зовут меня… Лиза. Лиза Дуна.

И тут же сама поняла, что – да, именно таким и будет отныне ее имя.

Глава третья

1

Что делалось на поверхности, в Городе представляли себе плохо. На все осторожные вопросы, которые народ из окружения Ховрина решался задавать этой самой Лизе…Эли… или как там ее, ну, которая была назначена азерскому антикризисному комитету в полномочные представители вице-короля – слишком красивая женщина для того, чтобы быть умной или, хотя бы, просто толковой… – так вот, на все эти вопросы она, улыбаясь, отвечала непонятным: "Все хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем пустяка". Почему "маркиза", что за маркиза и какой именно пустяк она при этом имела в виду – поди, попробуй догадаться.

Генерал Жарко-второй, бывший бравый вояка, явочным порядком оказавшийся во главе всю прошлую жизнь им надменно презиравшейся санации, только вздыхал и ярился, ярился и вздыхал. Вздыхал, когда представлял себе, как хохотали бы старые боевые товарищи над его превращением в гоблина-держиморду, а яриться у него были и более веские основания. Сил не было смотреть на эту пародию на вооруженные силы – жуликоватых и бестолковых кадровых азерских санаторов. Да и на мальчиков Гронкса, если уж быть честным с самим собой, глаза бы не смотрели при всем их задоре, юношеском максимализме и энтузиазме, разогретом до белого каления звездами, щедро посыпавшимися на погоны.

Генерал, простая душа, для которого законы тактики – не говоря уже о законах стратегии – были выше законов природы, никак не мог взять в толк, почему вести переговоры с самопровозглашенной городской администрацией вице-король поручил этой слишком красивой и слишком молодой особе? Почему до сих пор в Городе не появились оккупационные войска? Почему на Город не наложена контрибуция, в конце концов? Все те художества и безобразия, что устроила на поверхности старая администрация, надо было исправлять, а на какие шиши, извините?

Генерал вернулся из путешествия по поверхности на свой седьмой уровень – теперь-то уж точно свой! – обескураженный, вздрюченный и очень-очень злой. И было от чего. Воистину, инициатива наказуема, и быть ему теперь главою азерских санаторов, пока кто-нибудь из этих умников – либо Гронкс, либо Стратег достаточно не заматереют. Вот уж влип, так влип.

Как только курсантами Гронкса были разблокированы шмон-тоннели, генерал, оставив нижние этажи практически без сколько-нибудь серьезного прикрытия, ударил по мятежному верху с такой силой и беспощадностью, что мятеж оказался практически прихлопнут чуть ли не в мгновение ока.