Темный Клубок

Хотя лицо другого воина скрывал шлем, Бранатар ощутил, что его товарищ хмурится. Атондар, хотя и свирепый в битве, отличался редкостной добротой даже по меркам Саламандр — ордена, бережно соблюдавшего завет о защите Человечества. Некоторые боевые братья считали подобную чувствительность слабостью, но Гарран верил, что она возвышает Атондара, приближает его к идеалу их потерянного примарха.

— Мы выжигаем змеиное гнездо тех, кто сотрудничает с ксеносами, брат, — ответил ему Бранатар. — Со временем люди-червяки, что выживут здесь, могут стать драконами, почитающими Императора.

И в тот момент ситуация изменилась.

Когда Саламандры свернули на проспект, ведущий к базилике Гаруды, небо рассекли воспаленные полосы голубовато-зеленого света. Мгновением позже из многочисленных проломов выскользнула стая темных кораблей, схожих с хищниками глубоких морей. Их обтекаемые корпуса покрывали иглы; казалось, что суда сплетены из сломанных черных костей, усеянных шипами. Чужаки вернулись, чтобы собрать последнюю десятину…

Мгновение растянулось, а затем раскололось на тысячу зеркальных отражений воспоминания, и забытье телепортации сгорело дотла.

— Некоторым душам не найти искупления, — сказал Атондар за миг до того, как мир Гаррана растворился в белом свете.

Впервые Тамас Атондар произнес эти слова пять лет назад, перед своей гибелью.

Но смерть не заставила его замолчать.

Планету Сарастус окутывал саван вечной ночи. Тьма пришла на неё не по вине какой-то аномалии и не по законам космической геометрии, поскольку в форме, массе или орбите этого мира не было ничего необычного. Нет, над Сарастусом висело проклятие — старое и беззубое, если не считать пагубы абсолютного мрака. Впрочем, этого хватило, чтобы отравить душу планеты.

Карцерий, крупнейший из её городов-ульев, представлял собой приземистый зиккурат фабрик и жилых комплексов под куполами. Холодный и безмолвный, он умер не до конца. Существа, некогда бывшие людьми, рыскали в его районах и цеплялись за полужизнь, полную голода, ненависти и смутных воспоминаний о чем-то большем.

Именно последняя, самая жестокая напасть, приманила вурдалаков на крышу безымянного жилблока, когда они ощутили дрожь в имматериуме — ведь эти создания чуяли непокой, как мухи чуют разлагающуюся плоть. Какое-то время твари ползали туда-сюда по пустому пространству, выискивая неотступную неправильность, что привела их наверх. Некоторые поднимали затянутые катарактой глаза к искаженному небу, словно взывая к благословению бога, который был даже большим слепцом, чем они. Затем содрогания варпа усилились, и по стае пронесся трепет блаженного ужаса…

Сияние вспыхнуло среди вурдалаков подобно сжатой сверхновой. Несмотря на незрячесть, они отшатнулись и бежали от света, преследуемые вихрем истерзанного воздуха. Портал расчищал путь, прокладывая дорогу для чего-то нового.

Мгновением позже на фоне сияния возникли пять силуэтов. Они стояли неподвижно, будто железные статуи, пока вокруг них плясали энергоразряды, мимолетно отражавшиеся в линзах шлемов. Хотя существа были человекоподобными, среди обычных людей каждый из них показался бы великаном. Их доспехи покрывала черная краска — везде, за исключением наплечников, символы на которых одновременно объединяли и разделяли воинов. Если на левых виднелась стилизованная «I», выполненная в серебре, то правые различались по цвету и оформлению.

Внезапно портал угас, и незваных гостей накрыла тьма.

— Истребительная команда «Сабатина», переключиться на ночное видение, полный спектр, — прозвучала команда в шлеме Бранатара. Голос звучал четко и отрывисто, что выдавало в его обладателе человека, живущего настоящим моментом.

«Для караульного сержанта Катона Тандия телепортация всегда проходит мгновенно и безмолвно, — подумал Гарран. — Его душу не беспокоят тени».