Елена могла ходить без посторонней помощи и начала складывать слова. Я назвал ей свое имя. Я сказал ей, чтобы она никогда не говорила его при взрослых, и она поняла.
Она была такой умной и действительно моей лучшей подругой. Она сдерживала мой гнев и разочарование. Она становилась ярче каждый день в течение года и трех месяцев.
- Блейк, - прошептала она однажды в саду, когда Таня развешивала белье.
- Да, Медвежонок? - Я начал использовать прозвище Герберта.
- Это? - Она указала на палку.
- Палка, - четко произнес я.
- Павка, - сказала она, шепелявя.
- Практически. - Я протянул кулак, и она стукнула по нему. Она рассмеялась, когда я издал звук взрыва от соприкосновения наших кулаков.
- Павка? - Она указала на куст, поникший бархатисто-голубыми шарами.
- Нет, - усмехнулся я. - Это черника.
- Теника?
Я кивнул.
- Попробуй ягодку. Тебе понравится.
Она сорвала одну и отправила в рот. Она скривила лицо. Должно быть, ей досталась терпкая.
Я рассмеялся.
- Попробуй какую-нибудь покрупнее, они слаще.
- Эту? - спросила она, указывая вместо этого на лист.
- Листок, - сказал я.
- Листок, - решительно произнесла она.
Таня подошла к нам.
- Тсс, - сказала я, приложив палец к губам.
- Детка, - сказала Таня, присаживаясь на корточки. - С кем ты разговариваешь?
- Не надо. - Я покачал головой.
- У тебя есть невидимый друг?
Я высунул язык и издал пердящий звук.
Она рассмеялась.
Таня тоже засмеялась, но ее глаза блуждали по округе в поисках меня. На мой вкус, она была слишком наблюдательна. Не получив никакого ответа от Елены, она вернулась, чтобы развесить белье.
Это было на грани срыва.
***
Прошло еще несколько месяцев.
Елена становилась выше, ее волосы становились длиннее, а речь - более четкой. Последнее меня встревожило. Она легко могла сказать Герберту и Тане, что я всегда был рядом.
У нее появился вкус к чернике. Она так сильно любила ее, что хотела поделиться ягодами со мной.
- Ради любви к твоей чернике, - сказал я. - Я не могу ее есть.
Она хихикнула и сунула мне в рот еще одну. Она исчезала в ту же минуту, как коснулась моего языка.
- Во имя любви к чернике, - повторила она. Фраза прижилась. Мы пользовались ей постоянно. Когда она падала, или делала что-то не так, или ненавидела что-то, я говорил это, и она повторяла, вставала и уходила от боли.
Было приятно, что что-то от меня останется с ней.
Я сидел на диване, а Елена была рядом со мной. Герберт сидел в кресле напротив нас и читал газету. Она тихонько играла с моим браслетом. Она потянула слишком сильно. Браслет расстегнулся и упал ей в руку.
- Басет, - сказала она и улыбнулась мне.
Черт, черт, черт, черт!
Я попыталась схватить браслет, но мои руки прошли сквозь него. Я не мог взять его обратно.
Таня подошла к нам.
Я хватанул ртом воздух и попытался спрятать браслет. Ничего подобного, черт возьми, никогда раньше не случалось. Что это значило?
Таня взяла браслет из рук Елены.
- Чей это? - спросила она Герберта.
Он выглянул из-за своей газеты.
- Не произноси моего имени, - сказал я ей.
Герберт положил газету на свой стул и подошел к нам. Он поднял Елену.
- Чей это браслет, Медвежонок?
Я покачал головой. Мое дыхание участилось.
- Чей это браслет? - спросил он забавным голосом.
Она рассмеялась.
Таня не сводила глаз с браслета в руке Герберта. Я видел в них беспокойство.
Герберт поцеловал Елену в висок и уложил ее обратно на диван. Он вернул ей мой браслет.
- Узнай, - сказал он Тане и вышел из комнаты.
Близок к провалу.
Я снова опустился рядом с Еленой и выдохнул.
Таня посмотрела, как Герберт исчез на кухне, затем перевела взгляд на Елену. Казалось, она осматривала местность вокруг себя, когда внезапно ее глаза встретились с моими. Могла ли она видеть меня?
- Она - твой единственный шанс. Я умоляю тебя, не причиняй ей вреда. Защити ее ценой своей жизни.
Я ахнул. Она разговаривала со мной. Я кивнул, сам не зная почему.
Она наклонилась к Елене, взяла браслет, улыбнулась и спросила:
- Это Блейк, детка?
Какого хрена?
Взгляд Елены переместился на меня, и я покачал головой.
Она снова посмотрела на Таню.
- Я люблю тебя, мамочка, - сказала она, обняла Таню, которая крепко обняла ее в ответ.
Я уставился на Елену, разинув рот.
Блейк был моим человеческим обликом. Я был Рубиконом. Однажды она должна была заявить на меня права.
***
Наступил второй день рождения Елены. Это был тот же список гостей, что и при первом - двенадцать. Это было печально. Была ли такой ее жизнь? Прятаться, не имея настоящих друзей.
Были сделаны снимки, и она пошла поиграть в тренажерном зале «джунгли», который построил для нее Герберт. Я помогал ей подниматься. Защищая рукой, чтобы она не упала.
Я не мог выкинуть из головы то, что сказала мне Таня. Я был Рубиконом. Это был факт. Я помнил себя Рубиконом. Это была яичница-болтунья, но я знал, кто я такой.
Елена спустилась с горки, и я поймал ее прежде, чем она приземлилась на землю. Мне хотелось взять ее на руки, но Таня всегда наблюдала. Я высунул язык, и Елена передразнила меня. Мы оба рассмеялись.