Темный силуэт

— Вчера я наблюдал тоже самое явление. И потому нам надо обязательно попасть внутрь. Был бы вам очень признателен, если бы вы привели полицейского, и мы бы вскрыли входную дверь. Возьмите мой экипаж. А я найду другой и отправлюсь на Мещанскую.

— Хорошо.

— Жду вас там.

VII

Присяжный поверенный прохаживался рядом с домом профессора, когда прямо к нему подъехала коляска. Из неё выпрыгнул полицейский пристав с каким-то человеком с сумкой и в простой одежде, а уже за ними следовал адвокат Игнатьев и городовой.

— Пристав Добраго, Пров Нилович, — представился полицейский. Это был высокий, статный мужчина с офицерской выправкой, с густыми усами, широченными бакенбардами и бритым подбородком.

— Ардашев Клим Пантелеевич, присяжный поверенный Ставропольского Окружного суда.

— Родион Спиридонович мне объяснил ситуацию, и я привёз с собой… ну, в общем, теперь он слесарь. Хотелось бы надеяться, что мировой судья нам не понадобится[8].

Полицейский покрутил ручку механического звонка. Никто не ответил. Только где-то внутри послышалось кошачье мяуканье.

— Как видите, на окнах все форточки закрыты и крик кота слышен приглушённо, а не у самой двери, стало быть, и вторая дверь передней тоже закрыта. Вряд ли бы профессор её затворил, находясь дома. В такую жару сидеть взаперти, без глотка свежего воздуха невозможно. Да и зачем запираться днём на две двери? Только для одного: чтобы не так был слышен жалобный крик кота. Скорее всего, это сделал тот, кому выгодно создавать видимость, что профессор в доме, — предположил Ардашев.

— А кто же тогда расхаживает по комнатам вечером, призрак? — робко предположил Игнатьев.

— Мы это узнаем, как только зайдём внутрь, — выговорил Клим Пантелеевич.

Пристав кивнул и распорядился:

— Давай, Чалый, бери вертун[9], помаду[10]

 и поехали.

— Без вертуна обойдусь, тут и помады хватит, — хмыкнул слесарь. — Серёжка[11] еле держится.

— Тебе виднее, ты скачок[12] известный.

— Был когда-то «известным», а теперь отбегался. Хочу пожить спокойно.

— И, слава Богу, что ума набрался.

Слесарь ничего не ответил. Он достал инструмент — несколько ударов и замок в дверном косяке обнажился. В ход пошла фомка[13]. Она вырвала жало замка с первой попытки. Входная дверь распахнулась, будто чья-то неведомая сила внутри дома сама её отворила.

На полу валялся оторванный от внутренней части двери почтовый ящик, и вся корреспонденция, как и предвидел Ардашев, падала прямо на пол, устланный «Черноморской газетой», «Биржевыми ведомостями» и «Математическим вестником». Теперь стало понятно, почему почтовый ящик не надо было освобождать от корреспонденции.

Послышалось жалобное мяуканье. Пристав указал рукой на дверь передней, и слесарь ловко вскрыл вторые двери. В нос ударил запах животных испражнений.

Навстречу выбежал английский кот, представлявший собой жалкое зрелище. Сквозь шерсть животного проступали рёбра.

— Бедный мой, сколько же ты просидел взаперти? — выговорил Игнатьев.

— Ему надо дать воды. Миска на полу совсем сухая, — заметил Ардашев.

— Да-да, конечно, — согласился коллега. — Он открыл кладовую, зачерпнул из ведра железным ковшиком воды и налил коту. Тот с наслаждением стал лакать воду. Закончив пить, он потёрся о ногу адвоката и с готовностью пошёл на руки.

— А теперь, Михалыч, давай старый входной замок восстанавливать. Казённых средств на новый у меня не отпущено, — приказал Добраго.

Слесарь вздохнул и сказал:

— Да есть у меня один в запасе. Пойду принесу?

— А это уж тебе решать.

Ардашев вошёл в гостиную. Портьеры были открыты. На полу лежал старый персидский ковёр, который всё ещё прекрасно смотрелся. Справа возвышался буфет, слева — турецкий диван, а рядом — небольшая книжная полка с несколькими томами книг в дорогих переплётах; они лежали стопкой.

На столе, придвинутом к окну, покоилось странное устройство: на большом металлическом подносе, примерно, на вершок[14] друг от друга, стояли четыре бронзовых подсвечника с огарками. Посередине между ними была сооружена тренога из тонкой проволоки с уходящим вверх стержнем, к которому был прикреплён проволочный каркас. На нём держался абажур из папиросной бумаги, имевший в верхней своей части три прорези в виде загнутых вверх лопастей, а по бокам были наклеены чёрные человеческие силуэты. Чуть поодаль, в двух аршинах, на подставке для цветов был установлен уже потухший керосиновый фонарь «Летучая мышь». Клим Пантелеевич поднял его и потряс. Фонарь был пуст.

Тем временем городовой обошёл все комнаты, вернулся в гостиную и доложил:

— В доме никого нет, подвал и чердак осмотрены.

— Однако, господа, это отнюдь не означает, что профессор мёртв, — заключил пристав.

— А как тогда вы объясните наличие вот этого механизма? — указывая на странное сооружение на столе, осведомился Клим Пантелеевич.

— Для начала хотелось бы понять, что это за чертовщина, — задумчиво выговорил полицейский.