Темпориум

Помреж между тем разбудил оператора. Тот мало напоминает человека. Из тележки выползает на четвереньках. Со стоном встаёт на ноги и сообщает бледным голосом:

– Пойду, умоюсь…

– Какими ветрами, коллеги? – спрашивает режиссёр.

– Вот, зашли проведать нашего мученика, – разводит руками директор киностудии.

Сценарист светски улыбается:

– Сегодня мой лучший эпизод. Очень интересно, как вы его сделаете.

– Почему-то когда я мучился с заседанием профгруппы, – говорит режиссёр жёлчно, – ни у кого не возникло потребности меня проведать. Зато на обнажёнку слетелись, как… – дипломатично замолкает, оставив метафору при себе.

– Мне не до шуток, – темнеет директор. – Наверху сильно нервничают по поводу сроков сдачи картины. Зная твою требовательность к себе, я опасаюсь, как бы нам всем не влипнуть.

– Ай-ай-ай! – Режиссёр притворно ужасается. – Как же я мог забыть, что ты – куратор фильма? Не боись, ЭТУ порнуху я сдам вовремя.

– Я полагал, нам с вами доверили не «порнуху», а важнейший заказ партии и правительства, – роняет сценарист.

– Тихо, Эдик, не заводись, – говорит директор.

– Да что – не заводись, когда всякие тут…

Сценарист – маленький, лысоватый, с брюшком. Однако под непритязательной внешностью не скроешь горячее сердце.

Режиссёр панибратски обнимает обоих за плечи:

– Мужики, что вы растрещались?! «Сроки сдачи», «важнейший заказ»… Пришли поглазеть на горяченькое, так не порите чушь. (Смеётся.) Только поднимитесь на балкончик, чтоб щёчки из-за вас не краснели и не бледнели.

Сценарист гадливо высвобождается из объятий.

– Вы о ком?

– Щёчки – это ягодицы, – торопливо объясняет ему директор студии. – Киношный сленг. Это он про актёров, Эдик. Пошли, пошли, пошли…

– Нет, не к осветителю, – показывает режиссёр. – Поднимайтесь повыше.

Директор студии утаскивает сценариста наверх. Тот с отвращением ворчит: «Щёчки у него… ещё сказал бы – губки… и носик…» Режиссёр, мгновенно забыв о гостях, поворачивается к помрежу:

– Как там наши звёзды экрана?

– По конурам, готовятся.

– Кордебалет?

– Перекуривает на лестнице.

– Ладно… – Осматривает декорацию. – Ну и халтура. Гнать бы художника, так ведь спит с женой секретаря парткома. А может, секретарь парткома спит с его женой…

Возвращается оператор. Лицо мокрое и мрачное. Молча машет рукой, идёт к камерам.

– Не пей с Барчуком, Митя. Нечестно. Пьёшь с ним, а плёнку портишь мне.

– Тележку кто возит? – сипло спрашивает Митя.

– Будешь работать с рук. Руки-то не дрожат?

Входит актёр, играющий главного героя. Русоволосый, голубоглазый, ростом с режиссёра. На нём брезентовые штаны, свитер с оттянутым воротником, из-под которого торчит клетчатая рубашка. Плюс сапоги. А также – непременная трёхдневная щетина. Какой же герой без трёхдневной щетины?

– Привет всем! Где наша девочка?

– Пах бреет, – бормочет сквозь зубы оператор Митя.

– Серж, ты готов?

– Я – как пионер. Трезв, сыт и хочу бабу. (Зевает.) Как вам мой маскарад?

– Похож на ханыгу у винного, – констатирует оператор.

– Заткнись, кинолюбитель! – срывается помреж. – Давно в окуляры не получал?

– Ребятки, не ссорьтесь. Что говорит консультант?

– Консультант говорит, что настоящие геологи выглядят так, – ставит точку помреж.

– Ну и нормальненько…

Входит актриса, играющая главную героиню. Одета по-домашнему: прозрачный пеньюар, под которым видна атласная ночная рубашка. Чарующие ножки упрятаны в чулки. На голове – грандиозные кудряшки, залитые для прочности лаком «Прелесть».

С первого взгляда ясно – перед нами современная советская женщина.

Актриса делает танцевальное па, всплеснув пеньюаром:

– Годится?

Режиссёр подбегает к ней, целует в щёку.

– Ларочка, солнышко, ты обольстительна! Зрители испачкают сиденья!

Она победно улыбается. Режиссёр обнимает её за талию, ведёт к декорации. Шепчет:

– Спиралька на месте? Умница. Ты у меня профи, не зря ГИТИС кончала… (Хлопает в ладоши.) Внимание! Репетируем встречу после разлуки! Прошу всех выбросить из головы чушь, собраться и помочь мне в нашем общем деле!

Актриса подходит к актёру:

– Привет вашему маленькому другу. Он нас сегодня не подведёт?

– Маленький?! Да уж побольше, чем у твоего хряка, – кивает тот на режиссёра.

– Ешьте петрушку, Серж. Помогает, у кого по мужской части проблемы.

– Проблемы – это когда гонококк погулять вышел. Кстати, давно проверялась?

– Не ваше дело. Ваше дело простое – отпыхтел, получил деньги…

– Эй, голубки, текст выучили? – окликает их режиссёр.

Хищные оскалы разом превращаются в улыбки.

– Какой там текст? Сопли.

– Серж, не обижайте нашего гения, – притворно сердится актриса. – Говорят, страдает над каждым словом, онанирует над портретом Чехова…

– Медвежьей болезнью он страдает. Штаны до сих пор постирать боится, интеллигент.

[1]

Смена декораций. На балкончике

Сценарист и директор киностудии еле слышно разговаривают, поочерёдно отхлёбывая из плоской бутылки с этикеткой «Двин» и бросая долгие взгляды на съёмочную площадку.

СЦЕНАРИСТ: Наверху правда нервничают?