— Ты ополоумел? Кусок ткани утонул, матушка меня прибьет. — расстроено выкрикнул а я.
— Так тебе и надо мерзкая ты дура — заорал он, бешено вращая мутными, зелёными глазами.
Я стояла и отжимала воду из подола платья, заодно опуская его.
— Я скажу ей, что это всё из-за тебя. — кинула я ему неприязненно.
Вот знала, что не стоило мне этого делать. Мерти мигом озверел и кинулся на меня с кулаками. Он успел ударить меня в живот, но из за мокрой одежды удар получился смазанным. Однако я повалилась на песок. И тут он прыгнул на меня, заваливая на землю. Внезапно в яростной вспышке гнева, он схватил двумя руками лиф моего платья и дёрнул изо все сил его в разные стороны, разом лишая всех пуговиц. С громким треском разорвалась слишком ветхая ткань. Под платьем на мне была лишь мокрая рубашка и братец вдруг затрясся как в лихорадке и схватил своей лапой мою грудь, больно ее сжимая. Дальше случилось несколько вещей. Мерти попытался поцеловать меня своим слюнявым ртом и я дико забилась, чувствую как сжимают горло пальцы второй его руки. В то же время я, своей правой конечностью нащупала большой камень и ощутимо стукнула придурка по голове. Он взвыл и отпрянул. А я кинулась бежать со всех ног.
Матушка была дома, хотя никогда не возвращалась с рынка так рано. Увидев в каком я виде, она закричала благим матом.
— Ах ты ж дрянь такая. По рукам пошла потаскуха. — завелась она с пол оборота.
Мне было холодно и тряс озноб, но мать стояла на пороге, не пропуская в дом, переодеться. Она бранила на чем свет стоит и постепенно подошла к главному.
— Где бельё мерзкая заблуда? — она уже понимала, что я пришла без него, ведь корзины со мной не было.
— Мерти напал на меня — заплакала я от несправедливости — он столкнул меня в воду и порвал одежду.
Она развернулась к калитке. В неё заходил брат, который успел привести себя в порядок. По его лбу стекала струйка крови.
— Идиотка совсем с ума выжила — плюнул он в мою сторону — Накинулась на меня с камнем, пришлось ее искупать, чтобы в себя пришла.
— Ты врёшь — попыталась я защитится.
Но мать звонко ударила меня ладошкой по щеке.
— Иди и ищи бельё и не возвращайся пока не найдешь.
— А ты — она повернулась к Мерти — останешься без ужина и завтра весь день на сухарях посидишь.
— Это всё она — заорал он визгливым голосом, тыкая в меня пальцем. — она ходит и всех завлекает. Крутит задницей, как шерри во время течки. Она и отца соблазняет, я сам видел. Батя конфеты ей с ярмарки возит и мясо в миску подкладывает, когда ты не видишь. И улыбается ей как шальной. Я правду говорю.
Я вытаращила на него глаза, не понимая, что он несёт. Но потом перевела взгляд на побагровевшую в миг мать.
— Прочь! Прочь пошла тварь неблагодарная! Уходи с глаз моих, пока я тебя не убила. Потаскуха! Блудница!
И она вновь принялась бить меня. Я закрывалась руками, умоляя сквозь рыдания простить меня. Но она стала подпихивать к калитке, колотя в спину и плечи уже кулаками.
И я ушла, рыдая в голос и размазывая горькие слезы по щекам.
Шла полями и огородами, боясь попасться на глаза любопытным соседям. У меня было только одно место куда я могла пойти. Большой Дубравник.
Это было наше тайное с Маликом место. Мы нашли его цикл назад, гуляя во время сбора трав. В одном из оврагов ураганом когда то свалило гигантское дерево. В нем было большое дупло, в котором при желании могли расположиться несколько человек. Оно лежало настолько удачно что с одной стороны было удобно проникнуть внутрь, с другой его было практически не видно глазу, не знающему, что искать.
Наверное от переживаний и слез, не смотря на то, что ужасно замёрзла, я умудрилась уснуть и проспать до следующего утра. Платье на мне немного подсохло и я нарвала плетучки, кое как связав петли и края платья на груди.
Малек пришёл на следующий день, поутру. Мы встречались здесь довольно часто, когда я шла поить кранов или собирать ягоды. А ему позволялось искупаться в реке. Мы проводили не много времени вместе, но это было лучшее время из моей не простой жизни. Иногда парень приносил мне из пекарни отца пирожок или булочку, приговаривая, что я должна лучше кушать.
В этот раз он выронил краюху хлеба на пол, увидев меня.
— Килли, что произошло? Кто тебя обидел?
От нахлынувших воспоминаний и участливого лица друга, мне вновь захотелось зареветь.
— Мерти напал на меня на реке, как с ума сошел. Утопил стенную ткань, платье порвал. — я осторожно прикоснулась пальцами заплывший глаз. Урод попал по брови. К тому же болела скула, от хлесткой пощёчины матери. Про свой вид думать не хотелось. — А ещё он наговорил матушке про меня таких скверных гадостей, что она избила и выгнала меня из дома. Я не знаю куда мне идти, где жить. Что делать?
Под конец тирады я в конец разревелась.
Малек обнял меня, дав выплакаться и поглаживая по голове как ребенка.
— Он больше ничего тебе не сделал? Этот мерзавец?
— Нет, но боюсь он теперь не остановится и убьет меня. Что мне теперь делать? — повторила я.
— Не плачь Килл, я что нибудь придумаю.
— Что? Тебе ещё самому целый цикл до двадцатилетия, ты сам ничего не решаешь.