Тень Эндера

– Если бы вы их не убили, доктор Волеску, что случилось бы с ними?

– Они, разумеется, продолжали бы расти.

– А потом?

– Не бывает «потом». Росли бы.

Она помолчала, пытаясь усвоить полученную информацию.

– Все верно, сестра. Вы правильно понимаете. Они росли медленно, но росли. Это обеспечил «ключ Антона». Он хранил их. Развивался мозг. Череп увеличивался в размерах, темя не зарастало. Удлинялись руки и ноги.

– Так что, когда они достигли бы роста взрослого человека…

– Такого понятия для них не существует. Есть рост к моменту смерти. Постоянно расти нельзя. Есть причина, по которой природа установила механизм, контролирующий рост долгоживущих особей. Нельзя расти все время, поскольку органы начинают выходить из строя. Обычно первым отказывает сердце.

Описание этих последствий заставило сестру Карлотту испытать страх.

– А какова скорость роста? Когда они достигнут нормального для их возраста роста?

– По моим представлениям, у них должно было быть два периода ускоренного роста. Один – перед началом периода половой зрелости. Они обогнали бы своих нормальных сверстников. К двадцати годам они стали бы гигантами. И умерли бы, наверняка не дожив до двадцати пяти. Вы представляете себе, какими огромными они могли бы стать? Их убийство можно рассматривать как акт милосердия.

– Я сомневаюсь, что кто-нибудь из них проголосовал бы за то, что у него отняли двадцать лет жизни.

– Они не узнали, что с ними происходит. Я же не чудовище. Мы их усыпили. Они умерли во сне. Тела сожгли.

– А что с половой зрелостью? Они бы успели созреть?

– Это то, чего мы никогда не узнаем, верно?

Сестра Карлотта встала, собираясь уйти.

– Значит, он все же выжил? – спросил Волеску.

– Кто?

– Тот, которого мы потеряли. Тот, чье тело не нашли. Я насчитал двадцать два тела, когда мы их сжигали.

– Раз вы поклонялись Молоху, доктор Волеску, то рассчитывать на ответ вы не можете. Но один из них был спасен Богом.

– Скажите, каков он? – Глаза на лице Волеску горели голодным огнем.

– Вам известно, что это мальчик?

– Они все мальчики.

– А что вы сделали с девочками? Выбросили?

– Как вы думаете, где я взял гены? Я имплантировал свою собственную ДНК в неоплодотворенную яйцеклетку.

– Господи боже мой, неужели же это были ваши собственные дети-близнецы?!

– Я не такой монстр, как вы полагаете, – сказал Волеску. – Я пробудил зародыши к жизни, так как хотел знать, какими они станут. Их гибель была большим горем для меня.

– И все же вы на это пошли ради спасения собственной жизни?

– Я боялся. И у меня родилась мысль. Это же копии… Уничтожить копии не значит убить.

– Их тела и души принадлежали им.

– А вы думаете, государство оставило бы их в живых? Вы думаете, они уцелели бы? Хоть кто-нибудь из них?

– Вы не заслужили радости иметь сына, – сказала сестра Карлотта.

– Но он у меня есть! Есть! – Волеску расхохотался. – Тогда как вы, мисс Карлотта, возлюбленная невеста невидимого Господа, – сколько у вас детей?

– Может, они и были копиями, Волеску, но и мертвые они стоят больше, нежели оригинал.

Он продолжал хохотать все время, пока она шла по коридору, но смех был вымученным. Она знала – такой смех маскирует горе. Но это не было горе потери, горе раскаяния. Это была печаль проклятой души.

«Боб, благодарение Господу, – думала она, – ты не знаешь своего отца. И не узнаешь никогда. Ты совсем не похож на него. Ты гораздо человечнее».

Но где-то на самых задворках мозга шевелилось сомнение: так ли уж она уверена, что у Боба больше жалости, больше человечности? А вдруг у него такое же ледяное сердце, как у этого Волеску? Неспособное к жалости? Может, у него только ума больше?

И тогда она представила себе его неумолимо растущим, превращающимся из крошки в гиганта, чье тело достигает таких размеров, что внутренние органы больше уже не могут поддерживать его существование… Вот какое наследство оставил тебе отец! И тут она вспомнила плач Давида, оплакивающего умершего сына: «Cын мой, сын мой, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!»[14]. Но Боб же еще не умер! Может, Волеску просто солгал, может, ошибся? Может, ничего такого не будет? А если и будет, так у Боба впереди еще много лет жизни. И важно одно: как он их проживет.

Бог растит детей, в которых нуждается, Он творит из них мужчин и женщин, а потом берет их к себе. Для Него их жизнь – мгновение. И важно лишь одно: на что потрачено это мгновение.

Боб использует его с толком. В этом она уверена.

Или во всяком случае, она надеется на это с такой верой, что кажется – ожидания ее уже сбылись.

12

Список

– Если Виггин – это тот единственный, кто нам нужен, то давайте отправлять его на Эрос.

– Для Командной школы он еще не готов. Пока. Это было бы преждевременно.

– Тогда надо начинать работу с одним из возможных вариантов замены.

– Это вам решать.

– Нам! Легко сказать! Выбор-то приходится делать из того, что вы нам рекомендуете!

– Я вам уже говорил о тех ребятах, что постарше. Так что у вас есть те же исходные материалы, что и у меня.

– Значит ли это, что мы располагаем полным фактическим материалом?

– А он вам нужен?