Тень Энвижен

– Есть привилегированные акции, их может купить каждый желающий. Они приносят дивиденды, но не дают права голоса. После выплаты налогов часть дивидендов Энвижен идет на выплату владельцам привилегированных акций, часть направляется на расширение сферы влияния компании и ее нужды, включая заработную плату служащим, часть идет на благотворительные цели. Определенная сумма выделяется также не работающим на Энвижен наследникам – мне, детям Дерека и Мэгги с Родериком. Мама же с Дереком, работая в компании, получают заработную плату наравне с остальными.

Сандра была искренне поражена.

– Ты хочешь сказать, что Дерек с Ольгой живут на одну его зарплату? – спросила она, припомнив один из рассказов матери о московской жизни. – И им этого хватает?

Нора улыбнулась.

– Пока Энвижен процветает, – сказала она, – эта зарплата столь велика, что Дерек имеет возможность вкладывать деньги в недвижимость, а эта недвижимость уже сама приносит доход и служит гарантией стабильности на тот случай, если дела компании пойдут неважно. Например, когда папа с мамой поженились, дела Энвижен шли много хуже, и они даже не могли позволить себе вторую машину. После смерти своего деда Фрэнка мама круто изменила политику компании, и теперь Энвижен имеет статус холдинга международного значения.

– А твой папа? Я хочу сказать, он так и остался бедным? Ведь он не имеет права ничего получить по наследству.

– Что ты, дорогая, – рассмеялась Нора, – тот, кто столько работает, у нас в стране бедным не бывает. Папа много лет преданно служит Энвижен, возглавляя Совет директоров, за это время он заработал столько денег и так грамотно их вложил, что его можно считать одним из богатейших людей страны.

– А почему ты не работаешь для Энвижен, Нора? Ты могла бы вести дела не хуже Дерека, ты такая умная!

– Мама освободила меня от всех забот, связанных с Энвижен, и она права – мне это будет не по силам, – безмятежно ответила Нора, – я владею недвижимостью и имею фиксированный доход, получаю определенную сумму от Энвижен. Мама считает, что прежде всего я должна заботиться о своем здоровье.

– Почему, разве ты больна?

Лицо Норы неожиданно погрустнело, и, опустив голову, она вздохнула.

– Я прежде не говорила тебе об этом, Сэнди – в детстве у меня обнаружили злокачественную опухоль. Операцию сделали вовремя, и сейчас моей жизни ничего не угрожает, но после той операции я уже… я уже не такая, как все.

– Не такая? – растерянно переспросила Сандра. – А какая же ты?

– Ну…хорошо, тебе лучше это узнать. Мне все удалили, понимаешь? Все внутренности.

– И ты… никогда не сможешь иметь детей?

– Хуже, – губы Норы искривила горькая усмешка, – даже в туалет я хожу не так, как другие – на поясе под одеждой у меня подвешены мешочки для мочи и кала, мне их регулярно меняют. Мне вводят гормональные препараты, чтобы я… чтобы я выглядела, как нормальная женщина. Я никогда не смогу жить с мужчиной, как другие, поэтому никогда не выйду замуж. Зачем мне акции Энвижен, я никому не смогу их завещать – ведь у меня никогда не будет детей.

Неожиданно она разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Нора! – Сандра обняла ее, впервые осознав, что никогда прежде не задумывалась о том, почему так мала и физически хрупка ее подруга – сама-то Сандра к тринадцати годам вытянулась и уже вполне развилась, как женщина.

– Не надо, уходи, – судорожно вздохнув, Нора попыталась ее оттолкнуть, – наверное… наверное, я все же зря тебе рассказала.

– Почему зря? – Сандра прижала к своей щеке крохотную ручку. – Мы ведь подруги.

Высвободив руку, Нора утерла слезы и криво улыбнулась.

– Да, пока еще подруги, – с невыразимой горечью произнесла она, – у меня в жизни было много подруг – и в школе, и в колледже. Стоило им узнать о моих проблемах, как они начинали обращаться со мной, как с хрустальной вазой, а потом… потом словно испарялись. Нет, многие из них мне регулярно звонят – как живешь, как здоровье и все такое. Но это ведь не то, что посидеть вдвоем, поболтать, излить душу. Одна моя приятельница в колледже прежде постоянно рассказывала мне о своем парне, а когда узнала… Возможно, она подумала, что мне больно слушать о том, что мне недоступно. Или, что я неспособна понять. Наверное, будь я просто инвалидом в коляске, люди относились бы ко мне иначе, но все эти мешочки для мочи и кала… Иногда мне кажется, что людям со мной просто противно. Вот и ты теперь знаешь. Из вежливости пожалеешь меня немного и тоже исчезнешь.

Ошеломленная Сандра какое-то время смотрела на нее широко открытыми глазами, а потом разрыдалась.

– Как ты могла подумать! – всхлипывая, повторяла она. – Как только ты могла так обо мне подумать!

Нора гладила ее по голове и говорила:

– Перестань, дорогая, ну что ты? Не плачь, не надо.

* * *