Тень Эсмеральды

– Да, – упорно продолжала Розалия. – Ведь мы были обвенчаны, мы супруги. Мое тело принадлежало ему, – едва слышно добавила Розалия.

– Прошу тебя, не надо. Я не наивный ребенок. Но я не хочу этого слышать. Для меня ты – сама чистота. Если ты согласишься стать моей, я горы сверну, я добьюсь для тебя развода. Я буду ждать, хоть всю жизнь. Но эта жизнь только с тобой, без тебя для меня жизни нет!

И он снова хотел обнять девушку.

– Нет, Сереженька, нет! Прошу тебя, остановись! Я уже совершила одну ошибку в жизни. И ты уже пострадал из-за меня! Я не хочу тебе никакого зла! Я не хочу, чтобы из-за меня вся твоя жизнь пошла наперекосяк. Ты должен учиться, стать адвокатом. Я не хочу быть помехой, обузой. В этой роли я уже побыла, – она снова горько усмехнулась. – Не хочу дожить до того страшного мига, когда ты раскаешься в своем благородном порыве и будешь сожалеть, что наши судьбы пересеклись.

– Не смей даже думать так! Я не отступлюсь от тебя, не предам и не брошу на произвол судьбы!

С этими словами он все-таки привлек Розалию к себе и снова поцеловал.

Александры Матвеевны не было рядом. Когда молодые люди вернулись, Александра Матвеевна все прочитала по их лицам. В последнее время Желтовская места себе не находила, изобретая всякие способы выставить Кирееву из дома, разлучить с ней Сергея. Обезвредить врага. Но как это сделать, ведь враг так вооружен! Карие сияющие глаза, гибкий стан, нежная кожа, чарующий голос. И сколько ума, такта, изысканности в манерах. Но почему, почему она всего лишь жалкая гувернантка? Будь Киреева хоть самой бедной из бедных дворяночек, на худой конец, из почетных граждан, Желтовская бы не нарадовалась на такую невесту сына. А так – без роду без племени. Был отец и сгинул. Жила в пансионе. Хоть деньги какие-то остались, на них, видимо, и росла и даже училась. Нет, пусть идет своей дорогой. Ей ли, Александре Матвеевне, не знать, что такое горькое разочарование в браке, крушение иллюзий и разбитая мечта! Её Сереженьке уготована иная, блестящая судьба. И мать не позволит какой-то гувернантке помешать свершиться этой судьбе в самом начале.

На другой день доктор, который лечил Сережу, прислал своему пациенту записку. Не соблаговолит ли молодой человек в этот раз не дожидаться визита врача дома, по обыкновению, а самому навестить доктора. Тем более что рана уже совершенно зажила, а пешие прогулки пациенту только на пользу. Видите ли, говорилось далее в письме, на сей раз у доктора сложились непредвиденные домашние обстоятельства, и он не сможет посетить пациента, как уговаривались ранее. Сережа прочитал послание, сложил его и с веселым видом стал собираться.

– Я мигом. Я быстро, – он нежно прикоснулся к руке Розалии, – не скучай без меня, мой нежный цветок.

– Я, мамочка, одна нога здесь, другая – там, – Сережа чмокнул мать в щеку. – Прикажите нынче что-нибудь повкусней, да вина к обеду. Важную новость вам скажу. И что это такое стряслось у доктора?

С этими словами он весело, почти впри-прыжку поскакал к калитке.

– Сережа, осторожней, рука! – простонала вслед мать.

Да чего уж там! Бедная Александра Матвеевна не видела, как ловко он обнимал Розалию этой самой рукой! Сережа засмеялся и помахал матери.

Желтовская еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом её точно толкнуло что-то изнутри. Она быстро пошла из палисадника в дом и направилась прямо в комнату Розалии.

– Розалия Марковна!

Выражение лица Желтовской, интонации голоса были столь жестки и ей не свойственны, что Киреева вздрогнула.

– Розалия Марковна! Я хочу воспользоваться случайным отсутствием моего сына, и также хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Правильно и однозначно. Я уважаю вас как самостоятельную, яркую натуру. Ваш ум, ваша красота, несомненно, притягательны. Но я очень, очень прошу вас, оставьте нас, оставьте моего сына. Идите своей дорогой. Знаю, что вы сочтете меня сейчас жестокой. Но ведь вы уже поправились, совершенно поправились. Вы можете вернуться в Петербург хоть сейчас! И денег у вас предостаточно. Боровицкая вам заплатила сполна. И я от себя добавлю.

Последние слова дались Желтовской с трудом, не от того, что денег было жалко, а от неловкости и гадливости, которую она испытывала к себе в этот миг. Но она решила во что бы то ни стало пересилить себя и воспользоваться моментом. Быть может, уже сегодня, по возвращении сына, такой возможности уже не представится.

– Вы предлагаете мне деньги? – изумилась Розалия. – За что? Это что, нечто вроде отступного, чтобы я, не дай бог, не позарилась на родство с вами?