Тень Эсмеральды

Зина принялась следить за братом и Розалией и была разочарована, что у них все не так. Они не писали друг другу писем. Или их просто никому не удавалось перехватить? Они не обменивались пылкими взорами, Анатолий не краснел, он и так постоянно румяный.

А Розалия проявляла просто чудеса выдержки. Отчаяние стало овладевать Зиной. Неужели ей не удастся разоблачить строгую гувернантку, вывести её на чистую воду? То-то было бы здорово выставить её на всеобщее посмешище! Что бы она тогда запела о правилах хорошего тона и безупречного поведения? Да и Анатолию бы здорово попало, папаша уж точно бы его выпорол!

Однако постепенно Зина поняла свою ошибку. Она не в то время следила за любовниками. Обнаружив отсутствие гувернантки в комнате после обеда, она принялась следить за ней теперь в это время и была вознаграждена. Оставалось решить, что теперь делать с драгоценной тайной, как с наибольшей пользой её употребить, заставив и братца и гувернантку плясать под её, Зины, дудочку. Как славно! Пусть только попробует теперь заставить её зубрить ненавистные уроки, делать ей замечания о манерах! А Анатолию придется придержать свой язык и престать изводить её насмешками и глупостями!

Глава четвертая

Сердюков с удивлением прислушивался к самому себе. Внутри его некие голоса пели самые разные песни. С одной стороны, уже завтра он должен сесть на поезд и отправиться назад, в Петербург, в привычную горячку службы. Там все покатится по накатанной дорожке. Департамент полиции, сыск, мошенники, душегубцы, погони, головоломки преступлений. И он, Сердюков, в центре всего, он на своем месте, он один из лучших! Прелесть, как хорошо!

Но с другой стороны, совершенно незнакомый голос говорил, что жизнь состоит не только из трудов праведных. Что есть еще теплое море и яркие, с головокружительным ароматом, цветы. Открытая веранда в ресторане, жареная кефаль, маслины и терпкое красное вино в бокале. Высокое небо и ослепительное солнце. Шуршание прибоя о мелкие камешки, по которым так приятно пройтись босыми ногами, обычно запертыми в форменные сапоги. Есть приятная нега в теле и нежелание встать с постели, да и зачем? Нет, это опасный голос, он должен замолчать навеки!

Константин Митрофанович посетил в последний раз доктора, выслушал наставления о необходимом правильном образе жизни, пожелания продолжить лечение в следующий год. Непременно, непременно! Сердюков почти вприпрыжку направился к себе, надеясь не повстречать по пути знакомое семейство. Иначе придется обмениваться адресами, пообещать визиты в Петербурге. Боже упаси! Но Боровицких нигде, по счастью, не было видно. Следователь беспрепятственно добрался до своего номера. Предстояло собраться в путь. Вещей у Сердюкова было немного, и Константин Митрофанович довольно быстро покончил с этим делом. Неожиданно раздался стук в дверь. На пороге стояла горничная, её лицо выражало растерянность и испуг. Накрахмаленная наколка сбилась набекрень, видимо, от быстрой ходьбы.

– Сударь, доктор и управляющий просят вас без промедления вернуться к ним!

– Я разве не все оплатил? Или что случилось?

– Случилось, господи боже мой! Случилось! Просили вас прийти тотчас же!

– Да что такое?

– Не велено говорить, пойдемте, ваше высокоблагородие!

Сердюков раздраженно пожал плечами. Еще чего не хватало! Однако он последовал за горничной, которая, несмотря на полноту, бежала бегом впереди него.

В кабинете управляющего лечебницей следователь застал самого управляющего и доктора, обоих в крайне возбужденном состоянии. Оба господина были до странности похожи. Невысокие, плотные, почти в одинаковых светлых пиджаках. И тот и другой носили аккуратные бородки и имели одинаково озабоченный вид, так что поначалу Сердюков, хоть и хорошо всегда помнил лица собеседников, даже путал несколько дней доктора и управляющего.

– Благодарю вас, господин Сердюков, что вы не замедлили вернуться, – вскричал доктор. – Приношу вам свои извинения, что потревожили вас, но у нас безвыходное положение, сударь. И мы вынуждены просить вашей помощи уже как полицейского следователя.

– Что же случилось, господа?

– Умер один из наших пациентов. И вы знаете его. Это господин Боровицкий! – сокрушенно произнес доктор.

– О господи! – невольно вырвалось у следователя. А он-то еще радовался, что не простился с семейством! Сердюкову стало стыдно перед самим собой.

– Но, господа, однако я мало что смыслю в санаторном лечении, хотя полагаю, что, как и во всяком лечебном заведении, такое иногда случается?

– Нет, господин Сердюков. В нашем заведении такого несчастья никогда не было! И не могло быть до сего дня! Мы неукоснительно следим за состоянием наших пациентов, надеюсь, вы сами в этом убедились. Вы же понимаете, как подобный случай повлияет на нашу репутацию, что подумают иные люди, узнав, что в нашей лечебнице происходят подобные прискорбные происшествия, – продолжал стенать доктор.

– И все же, господа, я не понимаю, при чем тут полиция, если один из ваших пациентов умер. Ведь он был болен. Не так ли?