Тень Города

— Целая, Джерри? Пять литров гексагена, пять — аммонита и двадцать пять — красного фосфора. Примитивная ОДАБ, по нашей классификации, нулевого поколения, порошкового безокислительного класса. Впрочем, это бетонобойка. А уже пятисотка работает с термобарическим эффектом — в конце Второй Мировой и наши и ваши лётчики кидали такие на Берлин и Вену, чтобы дома обрушивались вовнутрь от вакуумного взрыва, и танкам не мешали завалы на улицах. После войны из-за токсичности и очень… мерзкого зажигательного эффекта, иссушившего нашего штандартена в полсекунды, запрещены конвенциями. Но ваши, забив на конвенции, кидали такие штучки на Эль-Фаллуджу. Тем более — вам стыдно не узнать.

— Я, в отличие от вас, не аналитик по вооружениям, а специалист по информации, Владимир, да, к тому же, вам не кажется, что вы выбрали не лучшее время, решив уязвить моё самолюбие, хотя… это объясняет, почему не детонировали девяносто миллиметровые снаряды.

— Да, мистер Нилсон, целёхонькие лежат, и в ящиках и в ленте мехзарядки. Только, восьмидесяти восьми, на девяносто немцы перешли после войны. Но для нас это значения не имеет, а вот то, что лента в отверстии потолка изгибается, имеет и очень неприятное. Над нами они россыпью. Судя по тому, что в ящиках, вольфрамовых болванов тут только четверть, а в каждом фугасе — немцы не скупились, под килограмм… И отнюдь не тротила.

— Неприятное… А что ты хотел, Володя — там, снаружи нет даже следов ДОТа. Значит, во время войны, или его раскурочили фугаски пикировщиков, или пушки самоходок. И снаряды, которые не детонировали при поражении точки засыпаны кусками бетона и рванут при любой попытке выбраться через ДОТ, даже люк нельзя открывать, а об Активаторе я и не говорю.

— Это, конечно, так, Аня, но и смысла нет, стены столь укреплённой и оснащённой точки — это минимум полтора метра бетона. А такие плиты не поднимет даже секретаторша, к тому же… ДОТы, которые не могли обезвредить, бетонировали сверху, чтобы пацанва, полезшая за снарядами, не взлетела на воздух, а уголовники не таскали оружие. Со спутника была видна только бетонная подушка, которую я принял за египетскую надземную пристройку к храму, за её останки… В принципе, я ожидал этого, но надо было убедиться. Что же, пойдём, залезем на свои ящики, ты, наверно, продрогла ещё, у меня зуб на зуб…

— Но что-то мы должны делать, Владимир? Мы же не можем…

— Мы можем экономить силы и пытаться воспользоваться, скажем так, встроенным оружием, — он стукнул себя пальцем по голове, — пока и оно не начало подводить.

Когда газоразрядные лампы снова осветили зал, люди увидели, что «восемнадцатая», бросив сумку со спецсредствами и оружием, отчаянно пытается загерметизировать отверстие в стене, через которое била вода, но у неё получалась только превратить струю в фонтан. С таким же успехом можно было пытаться заткнуть пальцем авиапушку. Более того, — машина поступала более чем иррационально — эмоционально, ибо, увеличение скорости и давления струи способствует размыванию породы. Но Владимир уже не удивлялся ничему. Открытый ноутбук «уплыл», упав с перекосившегося от воды ящика, и экран, на котором светилась трёхмерная схема Храма Врат, горел под водой. Туфли, мелкие доски и даже пара тетриловых шашек в пластиковых контейнерах, крутились в водовороте, созданном мощной струёй, мумия немца начала впитывать воду, лицо всё больше приобретало очертания, свойственные ему при жизни, казалось, живые погибают, передавая жизнь мёртвым.

Владимир и Нилсон взгромоздили на ящики трясущуюся Анну, и кое как уместились на них сами. Вода стала прибывать медленнее, и Владимир почувствовал причину этого на себе. Он умыл лицо, стараясь не подавать вида, что голова начинает болеть, но, судя по тому, что и Анна схватилась за голову, не только его стали подводить сосуды.

— Что, уже началось… Давление?

— Нет, Аня, нет… Пока — порядок. Можешь у нашей боевой кофемолки спросить, — ответил Владимир, но Анна не поверила ему. Не поверила она и модели, отрапортовавшей, что пока давление в норме, хотя нулевой планшет Города она не видела, и не могла знать, что сенсоров, способных измерить давления нет даже у девятнадцатых и восемнадцатых прототипов.

— Я и сейчас верю, что всё будет хорошо! — она посмотрела ему в глаза и взяла за руку, — только… Ты знаешь, я представляла, как мы с тобой обвенчаемся в храме, тёплый солнечный свет будет литься на нас через фигурные окна и ты…

— Мы и сейчас в Храме… В храме Вечности, с солнечным светом конечно, напряжёнка, но… — Владимир улыбнулся и, сняв Печать, надел её на палец Анны — и ты права, всё будет хорошо, ибо Вечность не может ошибаться, ты ведь помнишь, ты… — Анна не дала ему договорить, поцеловав в губы. Владимир прикрыл глаза… …Печать, открывающая Врата, выход в Вечность, соединила их в древнем храме… Выход… Выход! Он нежно отстранил Анну и почти спрыгнул в воду, — так, пора заканчивать эти сантименты, брать у кофемолки наши «семёрки» и идти сохнуть на солнышко!