Тень и искры

Я напряглась. Он говорит о том, что только что было между нами? Но тут поняла, что он не смотрит на меня. Он вглядывается в меня. Читает.

– Ты читаешь мои эмоции.

– Учитывая все, это действо не идет вразрез с твоими планами, – ответил он. – Ведь так?

– Это не делает тебя менее бестактным, – огрызнулась я.

– Не делает, но ты не ответила на мой вопрос. Как ты можешь быть такой убедительной? Тебя и этому учили?

Меня накрыла волна колючего жара.

– Меня не учили изображать эмоции.

Он поднял бровь.

– Не учили? Скажи, Сера. Разве это не входило в соблазнение? Чтобы заставить меня влюбиться? Заставить поверить, будто ты что-то чувствуешь ко мне?

Вина растопила часть гнева, но не весь.

– Во-первых, мы не знали, что ты умеешь читать эмоции. Если бы знали, то, наверное, меня бы научили, как чувствовать настолько глубоко, чтобы и самой в это поверить.

Его глаза вспыхнули серебром.

– Во-вторых, зачем мне теперь притворяться? Это бессмысленно. Я не спасу свой народ таким образом. И, наконец, мне нужно напомнить, чтобы ты не указывал, что мне чувствовать?

Никтос стиснул челюсти и отвернулся.

Я уставилась на суровые линии его лица, подавляя желание закричать. Просто кричать, пока не надорву горло. Но мне удалось сдержаться.

– Ты взял достаточно крови? Честно?

Минуло мгновение.

– Более чем достаточно.

– Хорошо.

Я села, спутанные волосы упали на плечи.

Он мгновенно насторожился, а я оглядывалась в поисках какой-нибудь одежды. Платье испорчено, но мне всего лишь нужно дойти до двери. Я начала продвигаться к краю кровати…

– Куда ты собралась?

Я остановилась и оглянулась через плечо.

– В свою спальню.

Он прищурился.

– Зачем?

– А что… нельзя? – Сердце оборвалось. – Или меня отошлют в другое место? В камеру, о которой ты упоминал? – Я напряглась. – Если так, то я хотя бы должна найти какую-нибудь одежду взамен той, что ты порвал.

И тут произошло нечто странное. Он, казалось, расслабился. Легкая усмешка смягчила его черты.

– Да, я порвал то платье.

Я уставилась на него, охваченная недоверием и сотней других эмоций.

– И почему это вызывает у тебя улыбку?

– Это будет мое любимое воспоминание на долгие годы.

Я прищурилась.

– Рада слышать, но у меня не так много одежды, чтобы ее рвали на мне.

Полные расплавленного серебра глаза уставились на меня.

– Ты не жаловалась, когда я это делал, – промурлыкал он. – Если мне не изменяет память, ты сама с готовностью срывала это платье.

Это так, но речь не о том. Он что, дразнит меня? Или он?.. У меня участился пульс. Не может быть. Я осмелилась бросить быстрый взгляд ниже его пояса и поразилась. Он был не просто наполовину отвердевший, и это… впечатляло. Такое свойственно Первозданным? Мышцы внутри меня сжались, и я перевела взгляд к его глазам.

Он поймал мой взгляд, а потом посмотрел ниже.

– Ты сидишь рядом, такая бесподобно голая, а я умышленно пялюсь.

– Вижу, – язвительно заметила я, раздраженная им… и собой, потому что ничего не делала, чтобы прикрыться. Ничего не делала с тем, что мне нравится, как он пялится.

Он опять приподнял уголок губ и провел зубами – клыками – по губам.

– Меня очаровывают мои отметины на твоих неупоминаемых местах.

Я опустила взгляд и ахнула при виде фиолетово-розовых пятен на коже и двух проколов. Меня пронзило бритвенно-острое возбуждение, когда я вспомнила, как он толкал член и втягивал ртом.

– Извращенец, – лениво бросила я.

– Я даже не спорю. – Он отвернулся. – Я не посажу тебя в камеру.

– Нет?

– А зачем? – Он закрыл глаза. – Тебе нужно отдохнуть. И мне тоже. Мы должны быть готовы к тому, что будет дальше.

Колис.

Я сглотнула. Я забыла о нем, когда решила накормить Никтоса.

– Отдохнуть – значит поспать, Сера. Для этого обычно требуется лечь, если только ты не умеешь спать сидя. Меня бы это впечатлило. А кроме того, отвлекало бы.

Я открыла рот и обнаружила, что утратила дар речи.

– Ты хочешь, чтобы я спала рядом с тобой?

– Я хочу, чтобы ты отдохнула. Если ты будешь рядом, мне не придется беспокоиться, что ты можешь сделать или не сделать.

Я не вполне понимала, что, по его мнению, я могу сделать, если выйду отсюда, но находиться рядом с ним, когда он уязвим во сне, казалось последним, чего он может хотеть. Ведь он явно считал, будто вина, которую я испытываю, – не настоящая. Что мое нежелание исполнить мой долг – всего лишь милая ложь.

– А ты не боишься?

– Чего?

Я отвернулась от него, качая головой.

– Ну, не знаю. Что я нападу на тебя?

Никтос от души расхохотался.

Я вскинула брови.

– Почему мое предположение тебя так смешит?

– Потому что оно смешное.

Я не шевелилась.

– Ложись спать, льесса.

Опять это слово – которое больше не означает для него ничего прекрасного и могущественного. Не может значить «королева». Я никогда не стану его супругой. Отныне это слово лишь насмешка. Или, что хуже, никогда для него ничего не значило.

Когда я осознала, как сильно меня это задевает, в груди вспыхнула непрошеная мрачная боль.

За ней так же быстро разгорелся гнев.

– Знаешь что?

Он вздохнул.

– Что?

– Да пошел ты.

Понимала, заявлять такое – ребячество, но мне было все равно. Я встала на колени на неприлично огромной кровати…