Тень императора(изд.1967)

— Нечего радоваться, — отрезала Рита. — Галка статистику завалила. Пузаков сегодня не в духе.

— На чем засыпалась?

— Фотоны, — всхлипнула Галка, — распределение Бо-зе — Эйнштейна.

— Что значит «засыпалась»? — спросил Принц.

Все шло как по рельсам. Он начинал не сговариваясь, и я без улыбки наставительно пояснил:

— Не сдала экзамена, провалилась. Очень трудная тема.

— Пожалуй, — неожиданно согласился Принц, — для вашего уровня, конечно. Одни выводы Мак-Лоя о гравитонах — это третья степень запоминаемости.

Только тут его заметили девушки. Не экстравагантная рубашка с тюбетейкой привлекли их внимание — серьезность тона. А смысла никто не понял.

— Какой век? — спросил я невинно.

— Лет триста назад, — подумал вслух Принц, — может быть, немного позже. Мак-Лой работал с Гримальди. Двадцать первый, должно быть.

Я лукаво взглянул на девушек.

— Вы больны? — холодно осведомилась Рита. — Бредите?

— Что значит «бредить»?.. У меня бедный словарь.

— Вы иностранец?

— Ты ошиблась, Риточка, — бесстрастно вмешался я, — это человек из двадцать четвертого века. Гость из грядущего.

В глазах Риты я не прочел ничего, кроме злости. В словах тоже.

— Я всегда думала, что ты трепло, Олег. Только мы не та аудитория. Охмуряйте первокурсниц.

— Но ведь это правда, — сказал Принц. — Почему вы не верите? Я могу рассказать многое о нашем мире.

Он произнес это так задушевно и просто, что Галя, до сих пор почти не слушавшая, подарила ему долгий и внимательный взгляд. Но Рита похолодела еще больше.

— Я не интересуюсь детскими сказками. И фантастики не люблю. Играйте с мальчишками.

В этот момент открыли двери в зрительный зал. Рита, не оглядываясь, увлекла Галю вперед. Принц кинулся было за ними, но я задержал его:

— Сядем отдельно. Они будут нам мешать, а тебе надо сосредоточиться. Будет много впечатлений.

Принц с ироническим любопытством разглядывал зал, кресла, экран, но с первых же кадров фильма замер, чуть сдвинув свой обруч на лбу.

— Мешает? — посочувствовал я.

— Нет, я включил запоминающее устройство. Оно воспроизведет потом все увиденное.

Мы почти не разговаривали. Он смотрел молча, но так взволнованно и тревожно, словно происходившее на экране было частью его дела и его жизни. Он, не стесняясь, вытирал слезы, вскрикивал, радовался и хмурился. Это был идеальный зритель, о каком только могли мечтать наши кинематографисты. Зверства гитлеровских убийц вызвали у него приступ удушья; я поддержал его, испугавшись, что он упадет в обморок, но он слабо улыбнулся и прошептал:

— Не беспокойся. Сейчас пройдет.

Я то и дело отрывался от экрана, стараясь подстеречь любую его реакцию. Лицо его искажалось при виде выжженных деревень и разрушенных городов и словно светилось изнутри, когда на экране возникали счастливые толпы людей, встречающих советских танкистов. Он три раза коснулся лба: когда говорил Гитлер, сдавался Паулюс и подписывался акт о безоговорочной капитуляции Германии. Три раза он что-то повернул или поправил в обруче.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Вторичное воспроизведение. Я хочу показать это во всех ракурсах.

Когда кончился фильм, Принц долго сидел, закрыв глаза, и я не утерпел, чтобы не спросить: — Ну как, понравилось? Он вздрогнул.

— Не то слово. Я не каннибал. Но я удовлетворен: я видел последнюю войну человечества. Я не увидел бы ее так, даже если бы они не ошиблись в наводке. Что можно увидеть за несколько часов? Какой-нибудь эпизод, не больше.

Я вспомнил его нелепый костюм и усмехнулся про себя. Он мог ничего не увидеть, кроме комендантской гауптвахты, куда бы отвел его первый встречный патруль.

— Теперь я покажу все это у нас, — мечтательно прибавил он.

— Восстановишь фильм?

— Не понимаю.

— Покажешь все это так, как видел на экране.

— Неизмеримо лучше, — улыбнулся он. — Я покажу это так, как оно было в действительности.

Он опять поднялся надо мной, как джинн из волшебной сказки. Я ощутил пафос дистанции в четыреста лет. Пропала всякая охота смеяться и шутить.

Выходившая толпа разделила нас. Я потерял его и, уже беспокоясь, сновал между выходящими, то и дело оглядываясь. Принца не было.

— Разыскиваешь? — Кто-то тронул меня за рукав. — Сбежала твоя тюбетейка.

Я оглянулся и чуть не сшиб Риту.

— Ты его видела?

— Он с Галкой ушел.

— Как — ушел?

— Как уходят? Рядышком. Я и моргнуть не успела, как они убежали.

Я обомлел.

— Да ты понимаешь, что произошло?! — почти закричал я. — Он же пропадет! Он же улицу переходить не умеет. Его надо найти, пока не случилось чего-нибудь.

— Псих! — фыркнула Рита. — Подобрал младенца. У него плечики, кстати, пошире твоих.

Я даже сплюнул в сердцах. Какой смысл было что-либо объяснять этой бескрылой девице?

— Куда они могли поехать?

— А я знаю? Куда-нибудь на природу, соловьев слушать. В Нескучный или на выставку.