Тень ингениума

Я опустился перед человеком на колени, проверил жилку на шее. Он потерял достаточно крови и сильно ослаб, чтобы сопротивляться, но его руки и ноги были связаны кожаными ремнями, широкими и надежными. Рана была рубленой, от томагавка, довольно глубокой, как я полагаю, но Вороненок остановил кровотечение и наложил тугую повязку. Впрочем, это не поможет, если раненый не окажется в больнице.

Второго пленника я нашел в дальнем конце помещения, привязанным к надежной стальной трубе не только за руки, но и за шею. Еще один ремень глубоко впивался в кожу его лба так, что он не мог поворачивать голову. Кровь из разбитых губ запеклась на пышных усах и бороде, он щурился, пытаясь разглядеть за светом, бившим ему в лицо, того, кто пришел.

Я направил фонарь так, чтобы он увидел меня, и в его глазах появилось удивление, надежда, впрочем мгновенно сменившиеся сомнением и тревогой.

– Итан, блади побери всех чертей, – просипел Джейк Осмунд Вильям Третий, попытался сплюнуть липкую слюну, но та, не долетев до пола, застряла у него в бороде. – Вас я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.

Я разрезал ремни на его лбу и шее:

– Лучше бы вы продолжали охотиться на контаги в Старой Академии, мой друг.

– Есть вода? До смерти хочется пить.

– Ждите. Скоро вернусь.

– Постойте! Развяжите меня! Этот чертов дикарь…

– Ждите! – резко сказал я ему, и он, услышав в моем голосе нечто такое, что ему не понравилось, умолк, посмотрев на меня с раздражением, но больше возражать не стал.

Кружку я видел в кают-компании. Пришлось вернуться к Вороненку. И, пока я ходил, он ни на мгновение не отвлекся от своих песен и методичного ощипывания чайки. Я чувствовал, как Желтая Черепаха следит за мной. Вот уж кому-кому, а ему предки вполне успели нашептать, где я был и что нашел. Он не остановил меня, я ощутил лишь скрытую усмешку, словно мертвец опять сказал о том, что я как юная жалостливая скво без права красить свое лицо.

Дождевой воды в некоторых помещениях было хоть залейся, черпай из глубоких луж сколько угодно. Возможно, не такое высокое качество, на какое рассчитывает конфедерат в дорогих ресторанах, где подадут бутылку, наполненную из курортного минерального источника, но сейчас пусть довольствуется тем, что есть.

– Думал, вы не вернетесь, – сказал Осмунд, когда я оказался рядом с ним.

– Пейте осторожно. Я держу кружку.

Он грязно ругнулся в мой адрес, окончательно поняв, что я не собираюсь развязывать ему руки, и ткнулся носом в питье, не отрываясь, пока вода не исчезла.

– Черт. Спасибо, Итан.

– Давно вы здесь?

– Какой сегодня день? Я, знаете ли, немного потерялся во времени. Здесь вечный мрак.

– Среда.

– Значит, пошли третьи сутки. Мухенок не особо дружелюбный человек.

– Для вас мух-хе-кон-неок. Называйте его племя и народ правильно, если хотите выбраться. Мыши не стоит злить кошку, раз уж оказалась в ее когтях.

Осмунд хмыкнул:

– Выбраться. У меня есть шанс?

– Шанс всегда есть. Я поговорю с ним, когда появится такая возможность.

– Вы знакомы?

– Он служил под моим началом.

Конфедерату потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию:

– Забавное совпадение. И встреча.

– Не забавнее встречи в Старой Академии.

Осмунд облизал языком губы. Ему все еще хотелось пить, и он, ни на что не надеясь, предложил:

– А быть может, просто избавите меня от ремней, и я уйду без всякой лишней риторики и дипломатии?

– Так дела с индейцами не делаются. Он найдет вас и прикончит. Плохая примета, если пленник убегает. Это порочит честь воина.

– Не делаются, – повторил он, думая о чем-то своем, и поинтересовался: – А если вы не договоритесь?

Я подался к нему, сказав жестко:

– Вы, кажется, цените прямолинейность в людях, Джейк. Если я не договорюсь, то вы умрете, полагаю. Зная своего человека и то, как он применял к искирам пытки, распространенные среди его народа, вполне возможно, умрете не очень приятной смертью. Кожаный ремень на вашей шее, несмотря на холод, успел достаточно высохнуть. Вы бы задохнулись, найди я вас день спустя. Прийти сюда было вашей фатальной ошибкой, мой друг.

– Я пришел без зла в сердце.

Я похлопал его по плечу, выпрямляясь:

– Добрые люди не носят с собой дальнобойный «Вельд», сэр. Но вам пока рано волноваться. Я договорюсь, наберитесь терпения, и я приду за вами.

– Итан! – окликнул он меня. – Мой негр. Как он?

– Не ожидал, что вы заинтересуетесь здоровьем раба.

– Я не лишен некоторой сентиментальности к полезным вещам. – Осмунд постарался, чтобы я не очень-то думал, будто он беспокоится об Олауде.

– Конечно… Полезные вещи довольно уникальны. Он жив и, думаю, выкарабкается, попади к врачу. Если я договорюсь, вам придется тащить… свои вещи самостоятельно. Сами они идти не смогут.

Вороненок закончил песню спустя час, оборвав ее на высокой ноте, вышел ко мне на палубу. Желтая Черепаха был привязан к его поясу, болтаясь на бедре, и в сумерках выглядел куда более отталкивающе и жутко, чем в полумраке помещения.

Индеец протянул мне широкую ладонь, на ней лежало три маленьких серо-белых пучка перьев, испачканных уже подсохшей кровью и обмотанных несколькими цветными нитками.