Сергеи Суханов

Тень Химавата

© С. Суханов, 2020

© ИД «Городец», 2020

* * *

Посвящаю Нине Ивановне, доброй самаритянке

Чье величие породило эти горы – Химават, те, что покрыты снегом,

Море и земля чьим считаются созданием,

А стороны света – это чьи руки,

Кто тот бог, которого мы должны почтить жертвенным возлиянием?

Ригведа[1]

Пролог

Шурпарака[2]

, 84-й год эры Викрама, месяц маргаширша[3]

Солнце стояло в зените, когда темнокожий, почти черный человек спустился со склона хребта Сахьядри и зашел в джунгли. Сразу же яркий солнечный свет сменился сонным полумраком, а напоенный запахом палисандра воздух сделался густым и неподвижным. Казалось, зима сюда еще не добралась, хотя некоторые деревья уже сбросили листву.

Пробираясь сквозь лес, молодой гонд[4] осторожно раздвигал руками свисающие листья пальм, огибал огромные баньяны, безвольно опустившие побеги к самой земле. Ему чудилось, будто исполины замерли в притворной истоме, чтобы внезапно обвить зазевавшегося путника щупальцами, словно осьминоги.

Он старался не приближаться к деревьям с большим дуплом – вдруг там прячется якша, лесной дух. Под ногами мягко пружинил ковер из опавших листьев, стручки шелковой акации наполняли джунгли таинственным шорохом. С ветвей вечнозеленых нимов свисали гроздья маленьких желтых плодов, расточая в воздухе медвяной аромат.

Чтобы не донимал гнус, пришлось замотать голову куском ткани и закутаться в черный хлопковый рупан[5], из-под которого виднелся дхоти – доходящий до щиколоток набедренный платок. Тряпичную торбу он повесил на плечо.

Сезон дождей закончился, но от рыхлой, напитавшейся водой земли все еще поднимался теплый пар.

Наверху, в горах, природа была совсем другой. Из пожухлой травы тянулись голые шершавые стволы хардвикий. Благоухающие эфирными маслами гуггулы отчаянно цеплялись корнями за скалы.

Попробовал бы он так же запросто пересечь заросли хингуна: острые длинные колючки враз изорвут одежду, исцарапают кожу.

А еще на каменистых склонах в изобилии произрастает ладоносная босвелия – небольшое деревце с покрытым сухими чешуйками искривленным стволом и ветвистой кроной. Смола босвелии обладает не таким приятным и стойким ароматом, как смола ладанного дерева из далекого аравийского Хадрамаута, но ее добыча обходится гораздо дешевле покупки привозного олибанума[6] в портах Бхарукаччи[7] и Каллиены[8].

Гонд полгода провел в шалаше на горе Калаубал, собирая драгоценную смолу. Вообще-то он несколько лет строил и чинил в Бхарукачче торговые суда, но с приходом оккупантов морскаяторговля зачахла. Ассакены[9], захватившие недавно полуостров Саураштра, не любили море. Степняки предпочитали передвигаться на лошадях, груз перевозили в кибитках, а флот использовали только для объезда факторий и патрулирования вдоль берега.

Малабарские купцы, опасаясь грабежей, в первый же сезон дождей увели свои суда из залива вверх по Нармаде к городу Амаркут[10]

, куда ассакенские орды еще не добрались.

Он решил не возвращаться в Озене[11], где жила мать, а ушел на запад. В одной из брахманских[12] деревень неподалеку от Шурпараки ему предложили работу.

Сбор олибанума начался в месяце джьештхамулия[13]. Босвелии не растут рощами, поэтому поденщикам пришлось облазить склоны горы. Сначала они сделали на деревьях зарубки: на стволах – топором, на ветках кору срезали ножами до коричневой древесины.

Босвелии плакали крупными слезами, которые сливались в быстро твердеющие мутные ручейки. Под каждым деревом сборщики постелили джутовую циновку, чтобы ни одна капля драгоценной смолы не пропала.

Работали весь сезон дождей с короткими перерывами: то давали ранам затянуться, то снова пускали в ход топоры и ножи. Подсохшие крупинки зеленоватого цвета, словно присыпанные пудрой и похожие на куски тростникового сахара, отковыривали скребками, после чего ссыпали в корзины.

Босвелия дает за сезон столько олибанума, сколько весит среднее манго. Корзины сборщики обычно помещали в выкопанную рядом с шалашом яму, накрывали хворостом и пальмовыми листьями, а затем закидывали землей. Так смоле и дождь не страшен, и вор не украдет собранный урожай, пока ты обходишь свои владения.

Жили на горе, чтобы не попадаться утром брахманам на глаза: не дай бог «дваждырожденный» на рассвете увидит шудру[14]. Это считалось дурным знаком, потом никакие мантры из «Ригведы» не помогут – все, день испорчен.

В месяце картина[15], когда на Малабарском побережье прекратились затяжные ливни, сборщики приступили к сортировке добычи. Отборный олибанум – куски светлого оттенка с восковым блеском – брахманы оставили себе для воскурений в храме Вишну.