Стоянка располагалась в пяти километрах от дома. Машина перешла на наземный режим, сложив жёлтые крылья, и вывернула на шоссе, направляясь к побережью Атлантики. Мимо мелькали родные, знакомые с детства места. В памяти всплывали моменты прошлого, когда она ещё девочкой бегала по этому берегу, старые друзья, последние каникулы; здесь её дом, здесь…
Флайер остановился. Кэтрин осмотрелась. Сердце замерло в ожидании. Здесь ничего не изменилось: символический заборчик, мамины розы, белый двухэтажный дом. Бросив короткое «спасибо» водителю и не услышав ответа, она вышла из флайера. Лёгкий ветер, идущий со стороны океана и несущий морскую свежесть, трепал волосы, дневное солнце щекотало знакомым теплом. В памяти всплыли моменты последнего пребывания. Это было два года назад, как раз перед началом её работы в Исследовательском Центре, а там не давали отпусков. Из ПИЦа уезжали либо в командировку, либо после увольнения.
Флайер откатился назад и помчался в сторону города, а Кэтрин подошла к ограждению, жадно впитывая глазами родные краски.
— Мама, — позвала она, но недостаточно громко. Девушка вошла во двор, высматривая отца и мать. Кейт взбежала на крыльцо и крикнула: — Мама! Папа! Я вернулась, — она открыла дверь и ещё раз крикнула: — Мам, я вернулась.
На миг ужасное ощущение того, что всё это уже было, охватило её. Да, она стояла здесь, в подконтрольном Фэви мире, стояла одна. Тело начало колотить мелкой дрожью. Она резко обернулась, словно ожидая увидеть металлическую траву и красные небеса, но мир оставался на месте. Кэт вбежала в дом, благо, что здесь не было принято закрывать дверь. Она прошла в комнату и снова прокричала:
— Мама! Папа!
Дверь кухни открылась. Оттуда вышла мама. Их взгляды встретились.
— Мамочка! — Кэтрин бросилась к ней и горячо обхватила руками. Слёзы радости потекли помимо желания. Страшное ощущение дежа вю мгновенно улетучилось. Потрясённая мать обнимала дочь не в силах произнести ни слова. Наконец, и она заговорила:
— Кэтти… говорили, что на вас напали… — брызнули слёзы, руки матери ещё сильнее обняла дочь. — Говорили…
— София, что за шум? — прозвучал сверху голос отца, и раздались шаги: он спускался вниз. Кэтрин повернула голову в сторону лестницы и сквозь слёзы произнесла:
— Я вернулась, папочка. Я больше никуда не уеду… потому что я люблю вас.
Саша зашёл в кабинет Ромина первым. За ним последовал Андрей.
— Здравствуйте, проходите, я вас уже заждался, — поприветствовал генерал и указал на стулья. — Думал вы уж и не явитесь.
— Здравия желаю, — произнёс Александр и потряс папкой. — Отчёты… мой, Андрея и Жана… — подойдя к столу, он положил их на стол и сел. Булдаков последовал его примеру, но ничего не сказал.
Генерал откинулся на стул и бегло просмотрел записи. Андрей внимательно следил за ним. Ромин вёл себя крайне странно, собственно как и его подчинённый, Павел Корышев: никакого движения, словно оба специально тянули время. Однако Евгений Николаевич выглядел собранным. Ощущалось, что вся полнота власти принадлежит только ему.
— Думаю, мы займёмся этим делом. Вы не возражаете? — спросил Саша. Взгляд генерала стрельнул на Андрея и на мгновение задержался, а затем на Соколова. — Мы во многом разобрались. Это было бы логично.
Ромина поставили в затруднительное положение, однако он умел вести разговор:
— Вообще-то, Саш, — мягко произнёс генерал, — этим делом уже занимается другой человек.
— Значит, мы поможем ему. Включите нас в его группу, — продолжал мягко давить Соколов.
— Да, помогите. Поговорите с ним. Да он и сам вас найдёт, если нужно.
— Евгений Николаевич, мы трое суток были ему доступны… для такого важного дела совершенно недопустимая халатность.
— Итак, у вас претензии.
Андрей заметил, что Ромин начинает нервничать. Безусловно, он догадался, что Булдаков молчит лишь для того, чтобы заговорить. Линия атаки оказалась верна и теперь приносила свои плоды.
— На всё, вероятно, есть свои причины, — произнёс генерал.
— Какая у него фамилия?
— Корышев. Павел Корышев. По отчеству Алексеевич.
— Я не знаю такого, — отметил Саша.
— Неудивительно. Даже я не знаю всех своих подчинённых.
Андрей был вынужден признать, что удары генерал держит хорошо, но, безусловно, что-то скрывает. Та «медсестра» особо интересовала его, однако спрашивать не спешил. Пока не станут ясными роли каждой фигуры в этой шахматной партии, подобный вопрос мог стать неверным ходом.
«Может ему приказали или даже угрожали», — Булдаков думал, что хорошо знает Ромина, и ему не хотелось верить в причастность, пусть даже и косвенную, к нападению на ПИЦ. Очень походило на то, что генерал действует помимо своей воли, но слабохарактерные до таких высоких званий не дослуживаются, и Андрей сделал вывод, что Евгений Николаевич действует по прямому приказу. В таком случае он мог исходить и из Секретного Отдела ОМБ, а те мужчина и женщина являлись контролёрами. Впрочем, Андрей мог и ошибаться.