Тень мачехи. Том 2

Он завел машину, включил радио. Попытался сосредоточиться на вечерних новостях, но из головы всё не шли слова Симонова: «Он уголовник со стажем, законы знает». Да, закон дело такое: на бумаге всё гладко, а вот в жизни… Поди еще, привлеки человека за совершенное им преступление, если это никому не нужно! «Никому, кроме меня и Тани, – поправил он себя. – Впрочем, мы свой долг выполнили – заявление подали, после него хоть как-то тряхнули это семейство. Но в отношении Никандрова результат огорчает… С другой стороны, если бы всех сажали только на основании заявлений, вернулись бы мы в те времена, когда любая анонимка служила поводом, чтобы взять человека, особо не разбираясь».

И еще одна мысль скользнула, оставив неприятный осадок: «Эх, если б Таня и с разводом так же решительно поступила! Но тянет. Хоть и говорит, что муж попросил дать время, чтобы разобраться с имуществом – да только кто их знает, этих женщин… Как бы не передумала».

К дому Марины он подъехал минут через двадцать. В окнах горел свет, и Залесский даже обрадовался: значит, у неё сегодня выходной, и ждать у дома не придется. Хлопнув дверцей машины, пошел к подъезду, внимательно глядя под ноги – не наступить бы в одну из мартовских луж, коварно ждущих под свежим ледком. И не увидел, как дернулась синяя штора на кухне Фирзиных, как мелькнуло за ней хмурое мужское лицо.

Подъезд барака встретил его запахом затхлости и подгнивших деревянных стен. Залесский отрывисто стукнул в дверь Марининой квартиры. Она распахнулась сразу: на пороге стоял Никандров, в том же растянутом зелёном свитере и армейских штанах. Карие глаза с пожелтевшими склерами смотрели с недоброй наглецой.

– Добрый вечер. Марина дома? – нахмурившись, спросил адвокат.

– Нету ее, – бросил Слава и попытался захлопнуть дверь. Но Залесский сунул ногу в дверную щель, и, холодно улыбнувшись, сказал с угрозой:

– Тогда я к вам, Вячеслав. Не торопитесь со мной прощаться.

Никандров замешкался, на лице проступила злость, но по глазам было видно –  струсил.

– Может, поговорим? – Залесский сильнее потянул дверь на себя.

– Беспредельничаешь, начальник! – рявкнул Никандров. – Полное право имею кого попало в дом не впускать!

– Перепутал ты всё, – хмыкнул юрист. – Ты же не в своей квартире. Это я имею право наряд вызвать. Пусть разбираются, на каком основании здесь находится чужой человек.

Вячеслав отпустил дверь, и она распахнулась. Залесский вошел в квартиру, а Никандров, демонстративно отвернувшись, прошлёпал на кухню и сел на табурет у стола. Юрий бросил взгляд на пол – давно не мыт, разуваться нет смысла. И как был, в ботинках и куртке, тоже прошёл на кухню. Без спроса сел на стул, в упор глядя на Никандрова. А тот осмелился поднять взгляд лишь после того, как закурил сигарету. Не зная, что сказать, пододвинул пачку Юрию:

– Угощаю. Кури, адвокат.

– Спасибо, чужие не беру, – хмыкнул Залесский, вытаскивая свой «Честерфилд». – Ну что, поговорим?

– О чём, начальник? – осклабился Вячеслав. – Если ты из-за пацана пожаловал, так я сказал уже ментам – не было меня в городе, не пришьёте вы мне это дело.

В его словах звучало плохо скрытое торжество, и Юрий почувствовал, как холодная злость растекается по телу. Залесский много раз видел таких вот, обуревших от наглости, уродов, которым однажды удалось избежать наказания. Никто из них не собирался останавливаться. Никто! Каждый думал, что сможет снова и снова обходить закон.

Адвокат сделал глубокую затяжку.

– Сегодня не пришьём – а завтра, если повторится, по этапу пойдешь, – пообещал он. – Это я тебе гарантирую. Беру ситуацию под личный контроль. Так что оставь пацана в покое. И женщину свою не трогай. Разве не западло бабу бить?

– А ты, начальник, будешь тут по фене ботать, как доктор по-латыни, или о деле говорить? – разозлился Никандров. – Чё надо-то?

Залесский бросил сигарету в пепельницу, сложил руки на груди и подался вперед. Под его тяжелым взглядом Никандров стушевался, чуть подвинулся в сторону. От него еле уловимо пахнуло страхом.

– Завтра мальчишку из больницы выписывают, – медленно и очень четко проговорил адвокат. – И я хочу, чтобы у себя дома он был в такой же безопасности, как в больничной палате. А если у тебя вдруг проснётся желание распустить руки, подумай о том, что я – узнаю. Сам понимаешь, что тогда будет – или объяснить?

Никандров молча вдавил окурок в пепельницу. Но по тому, как сникли его плечи, Залесскому стало ясно: струхнул, хоть и вида не подает. Юрий поднялся со стула и пошел к выходу из квартиры, считая разговор законченным. Но не успел он взяться за ручку, как дверь открылась. И в квартиру, хлюпнув покрасневшим от холода носом, шагнула Марина. Застыла на пороге, переводя испуганный взгляд с адвоката на сожителя. Два больших пакета оттягивали её руки, и Фирзина чуть наклонилась, опуская их на пол.

– Добрый вечер, Марина, – учтиво поклонился Залесский. – Вам помочь?

– Спасибо, сама управлюсь, – настороженно ответила она.