Тень Микеланджело

Молодой человек откинулся назад, а Иззи подался вперед. На экране был ряд имен и цифр.

Буше, Франсуа / fstra 2 870 000

Сезанн, Поль / fvort 9 430 000

Фрагонар, Жан Оноре / wsmhb 1 670 000

Ван Гог, Винсент / fvwyb 11 625 000

Мане, Эдуард / liaoc 2 800 000

Тулуз-Лотрек / lgwhp 10 000 000

Тулуз-Лотрек / tbdm 4 000 000

Список продолжался на шести страницах и содержал не менее двухсот картин, гораздо больше, чем висело в коттедже. Стоимость большинства из них превышала миллион. Кенни продемонстрировал возможности программы, произвольно выбрав имя в списке и щелкнув курсором по странному буквенному коду:

Ренуар, Пьер-Огюст/awlohe 750000

Почти мгновенно компьютер выдал цифровую фотографию картины, изображавшую женщину, опиравшуюся на руку на каком-то многоцветном фоне. Надпись внизу гласила.

Алжирская женщина, опирающаяся на локоть

1881

Высота 41,3 см (16,26 дюйма),

ширина 32,2 см (12,68 дюйма)

Галерея Хоффмана, Нью-Йорк, 1995

Предыдущее хранение:

Художественный музей Паркер-Хейл, 1993

Завещание Фонда Грейнджа, 1957

— Ни черта не понимаю.

— Это список картин.

— Ты, наверное, думаешь, что я совсем тупой, а? Уж это и до меня дошло, хоть я и не учился в колледже.

— Этот список введен в предыдущий файл посредством буквенного кода.

— То, что буквенный шифр — название картины, это я тоже понял, Кенни.

— Все остальное — это то, что мы называем легендой.

— Мы?

— Короче говоря, это название того места, откуда поступила картина, ее прошлое и история продажи.

— Ну и?

— Пока что все они прошли через один и тот же источник. Одна и та же история. Фонд Грейнджа передает картину в Паркер-Хейл, который сплавляет ее, продавая Галерее Хоффмана, а уж та толкает частным лицам вроде Крессмана.

— Который кончает тем, что оказывается располосованным на ленты в собственном плавательном бассейне.

— Ты считаешь, эти два факта как-то связаны между собой?

— Уйма денег.

— Но ничего не похищено.

— Ты как-нибудь можешь сложить все эти цифры на этих листах?

— Думаю, да.

Кенни поработал с компьютером еще несколько минут. Появилась цифра:

$273570000

— И это у одного парня? — ахнул молодой детектив. — Раны Христовы!

— Я думаю, Кенни, — сказал Иззи, — мы с тобой заплыли слишком глубоко. Как бы нам не потонуть!

И рассмеялся.

А вот Кенни во всем этом ничего смешного не видел.

ГЛАВА 34

Квартира Эрика Ташена на Пятой авеню находилась на верхнем этаже здания середины 1940-х годов, с фасадом, выходившим на Центральный парк, и окнами, откуда открывался впечатляющий вид на Овечий луг и Променад. Насколько мог судить Валентайн, сама квартира была вполне скромной: пять или шесть комнат, одна спальня с кабинетом, но местоположение, вид из окон и заполнявшие жилище произведения искусства говорили о большом достатке. В холле красовалась шелковая ширма работы Уорхола, всю стену в гостиной занимало полотно Роя Лихтенштейна, а напротив нашлось место для объемного творения Джулиана Шнейбла. Судить по убранству этого помещения о семейном положении его владельца было бы затруднительно: женской руки здесь не чувствовалось, но и специфический налет гомосексуальности тоже отсутствовал. Скорее всего, Ташен жил один.

Сам Ташен оказался стройным, хорошо одетым мужчиной в белоснежной шелковой рубашке с открытым воротом, белых же джинсах, сшитых на заказ, и дорогих мокасинах на босу ногу. Правда, часы на его запястье были из нержавеющей стали, и никаких украшений он не носил. Судя по всему, ему уже минуло пятьдесят, но седина тронула его темные волосы лишь на висках, да и морщин на чисто выбритом лице не наблюдалось. Когда он встретил Валентайна у дверей, на носу у него были очки для чтения в красной оправе, а в руках — несколько страниц из «Нью-Йорк таймс». Проводив посетителя в гостиную, хозяин усадил его на не совсем новую, но обитую мягкой кожей софу, а сам уселся в гармонировавшее с ней по материалу и тону кресло, стоящее рядом с кофейным столиком со стеклянной столешницей.

— Вы, я вижу, коллекционируете шестидесятые и семидесятые, — заметил Валентайн, глядя через плечо Ташена на огромное полотно Лихтенштейна.

На холсте были изображены софа и кресло, похожее на то, в котором сидел хозяин дома. Своего рода маленькая шутка, художественный каламбур. Ташен пожал плечами, потом прокашлялся.