Тень Микеланджело

— Да хотя бы с того, моя дорогая, что он мог приглянуться мистеру Паркеру или мистеру Хейлу.

— Вы не хотите даже задуматься над тем, что это может быть работа Микеланджело?

— И дать вам написать по этому поводу безответственную статью, которая в конечном счете обернулась бы ущербом для репутации музея и моей лично? Нет, моя дорогая, я не столь высоко ценю вашу работу в качестве практиканта или ваше самомнение.

— Я вам не «моя дорогая», а мисс Райан, в крайнем случае Финн, — сердито откликнулась она. — А мое самомнение не имеет к этому никакого отношения. Ясно ведь, что рисунок выполнен не Урбино, а Микеланджело. Тот, кто делал аннотацию, допустил ошибку.

— А кто, кстати, делал аннотацию? И когда? — спросил Краули.

Финн пробежалась пальцами по клавиатуре и нажала «пробел», чтобы переместиться к концу каталожной записи.

— А. К., одиннадцатое июня две тысячи третьего года. Вот это да!

Она не сразу сообразила, что означают инициалы А. К.

— Да, Александр Краули. То есть я. И аннотация, как видите, совсем недавняя.

— Может быть, в таком случае речь идет не о моем, а о вашем самомнении? — съязвила Финн.

— Нет, мисс Райан, дело тут не в моем самомнении, а в вашей слабой компетентности, которую вы, смею заметить, пытаетесь восполнить излишней самонадеянностью.

— Я целый год изучала творчество Микеланджело во Флоренции.

— А я изучал мастеров эпохи Возрождения всю свою трудовую жизнь. Вы заблуждаетесь, а ваше категорическое нежелание признать свою ошибку и согласиться с более квалифицированным суждением заставляет меня считать, что вы не тот человек, который нам здесь нужен. Мы не можем держать в музее людей, выносящих легковесные суждения на основании собственных, ничем не подкрепленных амбиций, и пренебрегающих советами опытных коллег и элементарным здравым смыслом. Боюсь, что мне придется положить конец вашей стажировке в Паркер-Хейл.

— Вы не можете сделать этого!

— Еще как могу, — возразил Краули с вкрадчивой улыбкой. — Мало того, я только что это сделал. — Улыбка не сходила с его лица. — Предлагаю вам во избежание дальнейших недоразумений забрать свои личные вещи и уйти прямо сейчас.

Он покачал головой.

— По правде сказать, жаль. Вы были украшением нашего маленького отдела.

Некоторое время Финн молча таращилась на него, не в силах поверить услышанному, а потом выскочила из ниши, схватила свой рюкзачок и выбежала вон. Она знала, что вот-вот расплачется, и не могла позволить себе проявить слабость в присутствии этого надутого коротышки, этого самодовольного сукина сына!

Пять минут спустя Финн уже вовсю крутила педали по направлению к Алфавит-Сити.

ГЛАВА 4

Было время, когда адрес Алфавит-Сити постоянно слышался из потрескивающих динамиков полицейских раций в криминальных телевизионных программах, но теперь этот район стал просто местом, где можно послушать рэп или найти еще один навороченный ресторан. Тот факт, что город построил по ту сторону Томпкинс-сквер-парка новехонький полицейский участок, возможно, и имел к этому какое-то отношение, но скорее это было связано с постоянным, непрекращающимся стремлением Нью-Йорка к самообновлению. Без всякой, казалось бы, видимой причины деятельность уличных банд и наркоторговцев перемещалась куда-нибудь по соседству, а районы, еще недавно славившиеся вертепами и притонами, обретали налет скучноватой добропорядочности.

Финн жила в небольшом пятиэтажном кирпичном доме на углу Четвертой улицы и А-авеню, который числился как не имеющий лифта, поскольку единственный на все здание раздолбанный подъемник был хронически неисправен. Слева от дома тянулись магазины, бары и рестораны, делавшие Алфавит-Сити привлекательным местом, а справа проходила Хьюстон-стрит, южная граница Нижнего Ист-Сайда. Непосредственно за ней начинался Виллидж-Вью, квартал крупнопанельных высотных строений, возведенный в 1960-е годы в ходе воплощения в жизнь муниципального проекта «обновления» на месте обширных, подобных огромной раковой опухоли грязных трущоб.

Подкатив к дому, кипящая от негодования Финн вошла в подъезд, заперла велосипед в темном закутке под лестницей и машинально нажала кнопку вызова лифта. Как ни странно, он работал. Через некоторое время расшатанная, дребезжащая кабина с круглым, наводившим на мысль о каком-то одноглазом чудовище из ужастиков Стивена Кинга окошком спустилась вниз. Девушка вошла внутрь, нажала кнопку последнего этажа, и допотопный механизм рывками стал поднимать ее на самый верх здания.

По меркам Нью-Йорка квартирка считалась крохотной. Входная дверь открывалась в помещение, одна сторона которого считалась гостиной, а другая — кухней. Кухня выходила на Нижний Ист-Сайд, и ее размеры позволяли поставить у окна столик, за который можно было усадить пару гостей. Слева находилась маленькая ванная комната, выходившая на Четвертую улицу. Окно имело запоры, хотя это и был пятый этаж.