Тень невидимки

— Вы что, ребятки, мне тут театр разыгрываете? Погорелый. Или вы народные артисты? Или вам телевизионная слава покоя не дает? Тогда вам не сюда, тогда вам в ящик рожи скалить и глазки пучить! В жизни так не играют. В жизни вас на третьем слове расколют. Что вы переигрываете? Что вы мне тут карикатуры корчите, что вы морды перекашиваете, будто вас шершень под хвост укусил? Берите тоном ниже. Вот ты — пошел!

Курсант в тельняшке и черном бушлате шагнул вперед.

— «Моряк вразвалочку сошел на берег»? Не ходят так моряки. Нормально ходят, обыкновенно. Не надо мне тут клешами асфальт мести. Где ты вообще эти штаны раздобыл?

— Старшина дал.

— А если бы он тебе рейтузы выдал? А впрочем, и рейтузы… Ты, который в платье. Иди сюда… Ты что, баб не видел? Ни одной? Разве так они ходят? Бабы себя несут, окружающему миру демонстрируя, чтобы все их видели, чтобы оценили. Ни секундочку о зрителях не забывают. Даже если вокруг нет ни единой души! Вот так… — И инструктор сделал проходочку, слегка шевеля бедрами и постреливая глазками. — Понял?

— Я что, голубой, что ли?! — возмутился курсант.

— А хоть и голубой. Лучше быть живым голубым, чем мертвым трупом! А ну — пошел!

Курсант пошел.

— Ты баба, простая баба, а не кинематографическая шлюха. Не вихляйся. И с каблуков не падай. Видел, как тетки на шпильках бегают — и хоть бы фиг им, хоть бы одна свалилась! А у тебя платформы, вполне себе носимая обувка! А ну, еще раз. Да так, чтобы у каждого из твоих приятелей интерес к тебе поднялся, чтобы им тебя за все возможные места ухватить захотелось. Иначе какая ты баба — недоразумение в юбке. Тебя любой мужик за версту расшифрует. Я уж не говорю про баб. Те самые опасные, те зорко друг за дружкой следят — ни одной промашки твоей не пропустят! Каждую срисуют! А ну, еще раз пошел! Мягче, мягче… Оглянись, прическу поправь, крутнись чуток, на тебя же мужики смотрят! Ну и что товарищи твои? Или они не в штанах? Или у них ничего в штанах? Пошла, пошла… Если ты в свою женскую неотразимость не уверуешь, то кто тебе поверит? Хрен кто поверит. Ты сама себе должна понравиться, а уж потом всем прочим! Игра начинается с веры, а не с костюма. Пошла, пошла… Ах, какая девушка — пэрсик! Ах, как идет, как бедрышками танцует, как попкой трясет! Вах! Хочу тебя прямо теперь! Вот это совсем другое дело. Так и ходи! Теперь — ты!

Из строя вышел инвалид. Пошел, хромая и подволакивая ногу.

— И ты думаешь, я тебе поверю, ты думаешь я тебе подам? Самострел! Инвалид — это больная голова, а не отсутствие ноги. Продумай свою биографию, поплачь, пожалей сам себя, судьбинушку свою горькую. Обидься на весь мир. Отчего несправедливость такая — все с двумя ногами, а ты на одной ковыляешь? Они при бабках, а ты у них подаяние просишь! От этого и пляши… на своей культяпке. Пошел, пошел!..

Каждый день курсанты меняли костюмы и обличье. Каждый день они должны были иметь такую походку, какую требовала их одежда. И наблюдать друг за другом. И общаться друг с другом. В образе. И казалось, что это веселый маскарад. Но это было не так. Никому не было весело, потому что за ошибки в походке, мимике, одежде их наказывали. В учебке — нарядами. После — лишением жизни. Такая учёба. Такая служба…

— Вольно, бойцы!

Потому что всегда «вольно»! Потому что за «смирно» здесь наказывают. Потому что от этих воинов не должно отдавать солдатчиной. Они не ходят строем, а только толпой, и команды отдают, глотая слова и бормоча, а не коротко и чётко. И подворотнички не подшивают, так как нет у них гимнастерок, а только гражданское платье.

— Почему ремень затянут? Отвечать!

— Так, товарищ стар… товарищ Семен Владимирович… Я по привычке…

— По привычке? Хреновые у тебя привычки! А ну, вольно! Ножку отставь, ручку в карман сунь. Пуговку расстегни. И рожей не мертвей, расслабься, ухмылочку изобрази. Да попоганей. И не стой как чурбан, шевели ножками-ручками. Ну что за долбодон! Я выколочу из вас армейские привычки!

И выколачивал!

— Кто, вашу маму, так кровать заправил? Кто рантик стрункой навел? Кто эта гнида? Ты?

— Так точно!

— Что?!

— Ой, забылся… Ну, допустим я. А чего такого-то?

— Вот так-то лучше. А то «так точно». Я за «так точно» точно в нарядах сгною. Усёк?

— Так т… Ну да, кажись, въехал.

— За сколько секунд раздеваешься?

— За тридцать пять!

— Совсем хреново! Будешь за три минуты.

— Но, товарищ… Семен Владимирович. Нас учили…

— А я отучу! На то я здесь и поставлен, чтобы из вас людей сделать. Людей, а не солдафонов. Ясно?

— Так… понятно всё объяснили.

— Тогда иди сюда… Твоя кровать?

— Ну…

— Правильный ответ. А теперь заправь ее как следует! — И Семен Владимирович рванул с кровати одеяло и простынку и пнул подальше подушку. — Время пошло!

Курсант схватил простыню, стал, аж язык на плечо, натягивать ее на матрасе, выравнивать, выглаживать складочки.

— Не понял! — удивился старшина. — Я сказал «время пошло», а не поскакало. Пешим порядком пошло. Ме-е-дленно… Тебя, парень, видно, в армии передрючили. Откуда тебя к нам?

— Из ВДВ.