Нет, это он выглядел великолепно, целиком облаченный в черный бархат с небольшими полосками белого на манжетах и воротнике. На шею он повесил миниатюру с моим портретом. Длинная цепочка была обмотана вокруг пуговицы, и потому видно было изображение луны, а мой портрет находился возле его сердца.
Ричмондский дворец начался для меня с башни кремового цвета, над которой реял королевский штандарт. Вскоре появились и другие башни. Теперь дворец стал похож на замок из сказки. Наконец перед нами раскинулась панорама всего дворцового комплекса. С юго-восточной стороны виднелась странная сводчатая галерея в форме прямоугольника. Собственно дворец, имевший три этажа, находился к юго-западу. Дворец был обнесен широким рвом. Позади располагался огороженный сад. Еще дальше виднелось несколько башен и башенок, а также пара зданий, напомнивших мне Итонский колледж. За садом высилось подобие грузового крана, вокруг которого суетились толпы слуг, разгружавших ящики и тюки для дворцовой кухни и кладовых. Замок Байнард когда-то тоже был королевской резиденцией. Вплоть до сегодняшнего дня он казался мне внушительным, но сейчас я понимала: с Ричмондом ему не тягаться.
Гребцы направили нашу барку к причалу. Мэтью игнорировал любопытные взгляды и вопросы, предоставляя отвечать на них Пьеру или Галлогласу. Сторонний наблюдатель увидел бы в облике Мэтью аристократа, испытывающего легкую скуку. Но я сидела с ним рядом и чувствовала, как он напряжен. Глаза мужа обшаривали берег, словно нам могла угрожать опасность.
Я стала разглядывать двухэтажную галерею. Первый этаж составляли сквозные арки. По второму этажу тянулись застекленные окна. За окнами виднелись любопытные лица. Придворные тянули шеи, стремясь рассмотреть, кто приехал, и получить новую порцию пищи для сплетен. Мэтью встал между баркой и галереей, загородив меня от праздных взглядов.
Слуги в ливреях, вооруженные кто мечом, кто пикой, провели нас через скромного вида караульное помещение, а оттуда – в главную часть дворца. В помещениях первого этажа было шумно и людно, словно в современном деловом центре. Придворные, слуги, гвардейцы – все они куда-то спешили, выполняя чьи-то приказы и распоряжения. Мэтью повернул направо, однако наши сопровождающие вежливо преградили ему путь.
– Она сначала помурыжит вас на публике и только затем допустит до себя, – шепотом произнес Галлоглас.
Мэтью тоже шепотом выругался.
Мы послушно стали подниматься по широкой лестнице. Здесь было столь же людно. Пахло цветами и пряностями. Иные, куда менее приятные запахи придворные старались перебить крепкими духами. По-моему, это лишь усиливало зловоние. Заметив Мэтью, придворные начинали шептаться и расступались. Ростом он превосходил почти всех здешних мужчин и распространял вокруг себя атмосферу брутальности. Так вели себя многие знатные мужчины Елизаветинской эпохи, однако Мэтью действительно был смертельно опасен, и теплокровные это чуяли.
Мы прошли через три гостиные, кишевшие расфуфыренными, надушенными и сверкающими драгоценностями придворными обоего пола и разного возраста. Наконец мы остановились возле закрытой двери. Потянулось томительное ожидание. Шепот вокруг нас перерос в разговоры вполголоса. Какой-то придворный отпустил шутку. Его спутники захихикали. Мэтью стиснул зубы.
– Почему мы ждем? – спросила я, стараясь говорить так, чтобы меня слышали только Мэтью и Галлоглас.
– Чтобы позабавить королеву и показать двору, что я не более чем ее слуга, – ответил Мэтью.
Когда дверь распахнулась и нам разрешили войти туда, где находилась королева, меня поразило, что и там полно придворных. Видимо, при дворе Елизаветы это и называлось частной аудиенцией. Но где же сама королева? Я вертела головой по сторонам, но Елизаветы не видела. Неужели нас ждет еще один этап ожидания? Подумав об этом, я упала духом.
– Почему я каждый год старею, а Мэтью Ройдон кажется на пару лет моложе?
Голос, раздавшийся со стороны камина, был удивительно живым и веселым.
Почти все находившиеся в помещении, такие же разодетые, нарумяненные и отвратительно надушенные, слегка повернулись в нашу сторону. Наконец я увидела Елизавету. Словно пчелиная матка, она сидела в середине своего улья. У меня зашлось сердце. Передо мной была живая легенда.
– Ваше величество, я не замечаю в вас особых перемен, – сказал Мэтью, слегка поклонившись. – Вы соответствуете вашему девизу: «Semper eadem».
Эти же слова были начертаны на знамени под королевским гербом, украшавшим камин.
– Даже мой лорд-казначей кланяется ниже, чем ты, Ройдон, а он страдает ревматизмом.
Лицо королевы под толстым слоем пудры и румян выглядело как маска, и оттуда смотрели черные глаза. У Елизаветы был крупный крючковатый нос и тонкие поджатые губы.
– Нынче я предпочитаю другой девиз: «Video et taceo».