Тень убитого врага

Хвостенко помолчал, и в эти секунды молчания Глеб вдруг понял, зачем тот звонит.

Его обдало холодом и жаром одновременно. Теперь замолчал он. А Хвостенко, наоборот, тихонько засмеялся:

– Дело в том… что дело есть.

И этот лукавый ответ лишь подтвердил догадку Студенецкого.

– Что, сейчас? – ляпнул он, не успев подумать, о чем сразу же остро пожалел, но поздно. Слово не воробей, вылетело.

– Можно и сейчас… – еще вкрадчивее засмеялся Геннадий.

Но Студенецкий уже совладал с собой.

– Нет, сейчас не смогу, работа. А вот вечером…

– Хорошо, приезжай вечером. Но насчет «сейчас» я пошутил. Сегодня только предварительный прогон, да? Премьера через день-другой. Надо кое-что еще подготовить… Но если хочешь, приезжай, без вопросов.

И отключился.

Глеб какое-то время сидел, держа в руке телефон. Потом, сообразив, что это бессмысленно, бросил аппарат на стол. И в этот миг понял, что поедет к Хвостенко. Обязательно. Непременно!

Это подействовало на него угнетающе. Но он совершенно ясно сознавал, что пойдет. Не сможет пересилить себя.

Да и не хочет.

Он не знал, сколько просидел так, ссутулясь и глядя в точку, прежде чем зазвучал сигнал внутреннего селектора.

– Слушаю, – нажал он кнопку.

– Глеб Александрович, вам звонят из «Премьер-банка»… – раздался спокойный Катин голос.

– Соединяйте, – велел Глеб.

Глава 8

1

Артем молчал, глядя на Николая, объявившего себя Андреем.

– Удивлен? – спросил тот без улыбки, но с чем-то почти неуловимым в голосе – при всех своих психологических умениях Михеев не сумел ухватить это «что-то».

– Ну… признаться, внутренне к этому готов. То есть, – Артем усмехнулся, – когда я понял, что вокруг официальной смерти Тропинина напущено такого туману, я почти убедился в том, что он жив. И более того, где-то рядом… и еще более, какой-то ниточкой привязан к делу, которым я занимаюсь. Ты уж извини, что я так о тебе в третьем лице…

– Да ничего, – махнул рукой Андрей и вдруг засмеялся: – Вот что, коллега. Сдается мне, у нас намечается долгий разговор…

– Я готов.

– Это хорошо. Но не знаю, как ты, а я жрать хочу, как слон!

– Да и я не откажусь.

– Ну и отлично. А я, знаешь… сегодня у меня переломный день. Еще утром хотел тебе позвонить и открыться, да так и не решился. Целый день собирался. Лежал и думал, и есть почему-то не хотелось. Зато сейчас…

– Тебе обо мне Александр сказал? – перебил его Артем.

– Да. Позвонил позавчера вечером, какой-то возбужденный был.

Андрей посмотрел на Артема и по его изменившемуся лицу учуял что-то неладное.

– Что-то не так? – спросил он.

Михеев не сразу ответил. Не решился. Пришлось сделать усилие над собой, чтобы рассказать о трагедии.

По мере рассказа менялось и лицо Тропинина… и тут уже пришлось Михееву спрашивать, в чем дело.

– В чем! – горько усмехнулся Андрей. – Вот и еще одна смерть со мной рядом. Я… не знаю, заговоренный какой-то, что ли. Кто со мной соприкоснется – половина в мир иной отправится. Я не шучу.

– Понимаю, – серьезно ответил Артем. – Но я не суеверный, примет этих не боюсь. Со мной они не работают.

– А я надеюсь, что разорвал порочный круг… ладно, это особая тема. А пока все же предлагаю подкрепиться.

Ужин Андрей организовал быстрый и вкусный – закалка холостяцкой жизни. Поели с аппетитом, перешли из кухни в комнату.

– Вот теперь можно и поговорить. – Вновь нечто неуловимое промелькнуло в интонации Андрея, но на этот раз Артем угадал, что это связано с чем-то из прошлого. Слова «поели, теперь можно и поговорить», видимо, напомнили Андрею событие, сыгравшее в его жизни существенную роль.

Впрочем, это было одно мгновение. В следующее он уже отбросил фантомы и приступил к делу:

– Ну, слушай…

2

В темноте казалось, что вьюга воет тоскливее, чем днем.

В бараке было тихо, кое-кто похрапывал, постанывал во сне, да едва слышно шуршали под полом крысы.

Исправительная колония № 238 спала.

Хотя назвать это сном в привычном понимании было бы не совсем верно. Слишком уж тяжелая, мрачная аура нависла над этим местом. Скорее, лагерь неспокойно, вынужденно притих. Горели сильные прожектора по внешнему периметру, ходили и стояли на вышках часовые, почти по-домашнему светились окна караульного помещения… Покой, казалось бы. Но все же кое-где, и в бараках общего режима, и в камерах строгого, и в некоторых других помещениях, едва слышно струилась потаенная, странная, опасная жизнь.

Заключенный Тропинин неожиданно проснулся и, лежа на спине, прислушался к звукам тюремной ночи. Он не знал, который час, но чувство времени, в неволе обостряющееся, подсказывало, что уже не глубокая ночь, а последнее предутреннее затишье. Где-то начало пятого.

Андрей поежился под жидковатым казенным одеялом. В бараке было, мягко говоря, не жарко: топили ровно настолько, чтобы осужденные не мерзли. Он слегка выругал себя: угораздило же проснуться, терять столь драгоценное время сна! До подъема еще часа полтора, по здешним понятиям – царская роскошь, спи да спи… Давай, зэк Тропинин, постарайся уснуть! Ведь всякий лишний час забытья – минус мертвое время мертвого дома, хоть капелька, да все же полнит чашу, все ближе к возвращению в жизнь!..