Тень убитого врага

Начальник ИК-238 полковник Анатолий Федорович Кузьменко был старый волк тюремных чащоб, прошел все стадии служебной иерархии, начиная с вертухая на вышке. Восемнадцатилетним пацаном из украинской деревни он попал на службу во внутренние войска, ну а поскольку «хохол без лычки…», скажем так, никто, рядовой Кузьменко через год стал младшим сержантом, еще через год остался на сверхсрочную… ну а дальше, познав на себе промежуточные титулы прапорщика и младшего лейтенанта, вышел в полноценные офицеры. И своим горбом допер до полковника, прекрасно понимая, что генералом ему никогда не стать.

Надо признать, что при всей своей проницательности Доктор недооценил Кузьменко. Службу и сложности человеческих отношений в столь сумрачных условиях тот знал от и до. Умел выстраивать эти отношения так, что в колонии царил… ну если не мир, то хотя бы перемирие. В оперативной же работе, сам прослужив в «кумовьях» более десятка лет, мог дать сто очков вперед кому угодно. И потому от своего зама по оперчасти требовал лишь двух вещей: полного доверия и жесткого контроля за мероприятиями, проводимыми им самим. Первого из своих замов, вздумавшего было артачиться и проявлять самостоятельность, Кузьменко умело выжил из колонии, причем на повышение, а прибывший на замену Громаков, мужик неглупый, но без стержня в душе, быстро понял здешние расклады, понял, что под крылом полковника он приживется неплохо… словом, они поладили.

И со «смотрящими» Кузьменко сумел наладить контакт, что с Жорой Донским, что с Доктором – людьми абсолютно разными. С Жорой, не давая ему спуску, Анатолий Федорович стремился быть абсолютно честным. Что обещал – то делал, а чего сделать не мог, того не обещал. Мог обещать и неприятности, и делал их. Но никогда – исподтишка. И добился того, что старый рецидивист стал испытывать к «хозяину» нечто вроде уважения… С Доктором, человеком совершенно иного склада, и отношения сложились иные. Кротов, не отягощенный всякими воровскими кодексами, вел себя как бизнесмен или политикан, ну и полковник в ответ действовал так же – два деловых партнера, да и только.

При всем при том Кузьменко глубоко презирал обоих, да и вообще всех осужденных – это у него была какая-то классовая неприязнь, возникшая еще в годы срочной службы, притом что прекрасно замечал ответное пренебрежение к себе со стороны Кротова, никак, впрочем, не высказываемое. Ну что там какой-то тюремщик супротив магната! Замечал – и относился к этому совершенно равнодушно. Зэк не человек, это убеждение полковник никогда не высказывал вслух, возможно, и не думал даже о том, но подсознательно испытывал именно его. Непроходимую дистанцию между собой и ими он чувствовал и соблюдал железно.

Кузьменко ни на грош не верил слезливым историям многих осужденных о том, что вот-де сижу ни за что, по навету, по оговору… Наказания без вины не бывает! – твердо знал он и верил в жесткую, но справедливую правду жизни. Она сама сортирует людей по заслугам: кому орден, кому сума, кому тюрьма… кому свадьба со звоном, кому гроб с музыкой. И тех, кто оказался за решеткой, ему не жалко было ни на копейку. Хотя он был к ним справедлив. Специально никого не гнобил, но если кто подох – туда ему и дорога.

Он был начальником отряда в чине старшего лейтенанта, когда в его отряде оказался отвратительный тип – насильник и извращенец, растлевавший малолетних. Кузьменко и вида не подал, какое омерзение вызвал в нем этот гад, решив, что отрядные сами с ним разберутся как надо… Но, к некоторому его удивлению, негодяй сумел вжиться в суровые будни, ловкостью, изворотливостью, услужливостью ухитряясь оказаться нужным одному, другому… так и избегнул возмездия. У Кузьменко оказалось достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Ублюдок стал в отряде «шнырем» и в этой роли оказался вполне в своей тарелке.

Когда Кузьменко представлял себе страдания и слезы детей, которых мучил этот гад, он сам себя пугался, ибо взгляд сразу застилало красной пеленой, а тело передергивали судороги. В этом было нечто вроде священной ярости, в которую ввергали себя берсерки, древнескандинавские воины. Кузьменко, правда, таких мудреных слов не знал, а вот ярость ощущал в полной мере.

Но он умел владеть собой. Пошел на контакт с извращенцем, и тот, охотно откликнувшись, мгновенно согласился, когда начотряда предложил ему стать осведомителем, стукачом – по распространенной терминологии. Старлей в этом и не сомневался.

Больше того, этот гаденыш оказался самым лучшим информатором, какого только знал будущий полковник за все долгие годы своей службы. Просто артист какой-то в деле шпионажа! Понятно, что и сам Кузьменко, и майор, начальник оперчасти, который, естественно, был в курсе, соблюдали строжайшую конспирацию, но и сам их подшефный оказался настоящим виртуозом двуличия… Впрочем, рано или поздно в отряде должны были догадаться, и в какой-то момент Анатолий предложил главному оперу колонии комбинацию: перевести стукача в разряд бесконвойных с сохранением оперативной связи с ним, Кузьменко (бесконвойники составляли отдельный отряд).