Тень убитого врага

Андрей так и не узнал никогда подробности комбинации, провернутой первыми лицами колонии. Как они представили сложившуюся ситуацию начальству, как прикрыли себя… Ведь побег, отягощенный убийством, – серьезное ЧП. Да, правду сказать, Андрей Тропинин, вскоре переставший Андреем Тропининым быть, и не стремился это узнать. Его действительно перевели в кочегарку, в подчинение странного, нелюдимого субъекта, почти отшельника, сидевшего за участие в какой-то ультралевой организации то ли троцкистского, то ли анархистского характера, причем собрались там не клоуны какие-нибудь, а вполне решительные типы, и оружейно-взрывной арсенал успели приобрести изрядный. Здесь-то их ФСБ и накрыла, и раскассировала революционеров по разным колониям, а лидера группировки при этом, конечно, постарались завалить, оформив это как «оказание сопротивления».

Андрей не знал, что анархиста-кочегара Кротов тоже умело прибрал к рукам, нажав на какие-то психологические кнопки, и что этот деятель, почему-то прозванный в лагере Гапоном, сыграет значимую роль в тайной операции…

Когда все это затеялось, Андрей ужаснулся: как он будет справляться с огромными котлами?! Но ему разъяснили, что по летнему времени это, во-первых, несложно, а во-вторых и в главных, здесь он будет числиться формально, в течение нескольких дней Гапон должен будет провести с ним курс молодого кочегара… а впрочем, это все тоже фикция.

Странное чувство испытал Андрей в эти дни: чувство живого присутствия рядом с собой своей судьбы или, как сказали бы умные китайцы, – дао! Это было совсем не похоже на тупое оцепенение, овладевшее им в первые месяцы неволи, когда время тащило опустошенного Тропинина невесть куда – нет, сейчас он ясно чувствовал тревожный и азартный пульс времени и понимал, что главное – не мешать, если кто-то над ним сейчас решает его судьбу, это вовсе не значит, что он игрушка в чьих-то руках. Скорее, наоборот, кто-то заинтересован сохранить жизнь Андрея Тропинина. Зачем? А вот это уже другой вопрос…

Ну а если говорить проще, то Андрей необъяснимым образом чувствовал уверенность в том, что все удастся, и он не вмешивался в ход событий.

С Гапоном, которого, вообще-то, звали Юрий Володин, они неожиданно поладили, чуть ли не сдружились – все же интеллигент с интеллигентом, в колонии это ценимо. Будущий анархист учился на географическом факультете, но бросил на четвертом курсе, ушел в «освободительное движение» – так пафосно он называл то, что Андрею казалось несусветной чушью, разумеется, о такой оценке он предпочел умолчать. В свою очередь, ультралевый радикал, узнав, кем был его коллега в прошлой жизни, сперва нахмурился… но затем толерантно заметил, что «и среди буржуа попадаются нормальные люди, это следует признать».

«Ну и на том спасибо», – иронически подумал Андрей, благоразумно не став уточнять, что же привязало освободителя к криминальному буржуа Кротову.

И в этом грязном жарком пристанище, рядом с чудаковатым троцкистом Андрей вдруг ощутил себя удивительно уютно. Работы было чуть – по летнему времени вполсилы работала одна топка из четырех, снабжая горячей водой мастерские промзоны и жилые дома служащих. Но все же – огонь, гул в трубах… по сравнению с другими объектами колонии это живо и малость таинственно.

Юрий был рослый, грузноватый парень лет тридцати, на вид неуклюжий, но очень сильный – Андрей в этом убедился, видя, как тот одну за другой швыряет в печь по полной лопате угля.

– А ты здоров, брат, – слегка польстил он ему однажды.

Тот присел рядом, отряхнул руки.

– Есть силенка, что верно, то верно. Да вот сердце у меня иной раз прихватывает, это скверно. Иной раз боюсь, что во сне копыта откину. Да только думаю, нет, жабы, сперва вы сдохнете! – И он потряс кулаком и разразился страстной антиглобалистической речью.

Андрей слушал ее с некоторым изумлением: ему трудно было представить, что подобное может всерьез волновать человеческие души. Да вот поди ж ты – бывает. Ну а в целом два столь разных человека, сами от себя не ожидая, нашли общий язык, и это хорошо.

Да вот беда – времени на дальнейшее им не оставили.

3

В летний сезон кочегарка обслуживалась одним человеком. На ночь она запиралась, за час до подъема отпиралась – для промзоны и жилзоны этого хватало. Ну а пока шла, так сказать, стажировка Тропинина, начальство немного изменило график работы котельной, имея в виду, что один кочегар мог подменять другого… Вообще, режим в эти дни несколько ослабел, Андрей это заметил и верно расценил как один из элементов большой игры. Час «Х» подступал, поток жизни стал еще напряженней и плотней, он явно выносил Андрея Тропинина на неизведанный рубеж…

И вот этот час настал.

Под вечер, уже незадолго до отбоя, в кочегарку неожиданно вошел Доктор.

– Желаю здравствовать, соратники, – хмуровато пошутил он. – Ну что, как будто пришло время собирать камни?..

Этой классической фразой Вячеслав Ильич открыл финальный акт тюремной драмы.