Тень Уробороса (Лицедеи)

Джоконда в сердцах отлупила мне всю руку от плеча до самой кисти. Пока мы шли к машине, пока ехали, я услышал от нее невероятное количество ругательств на итальянском, английском и кванторлингве. Она иссякла только возле гостиницы, в которой я снимал номер. И только потому, что больше не знала никаких языков, на которых можно было бы бранить меня еще.

Мы поднялись ко мне. Увидев собранную сумку, Джо сникла и отвернулась.

— Я ненавижу тебя, Кристиан Элинор, проклятый безумный фаустянский монах!

— А я не знал, что ты располагаешь таким богатым запасом ругательств…

Она ответила на мой поцелуй, но все-таки повторила:

— Я ненавижу тебя с первого взгляда, когда пришла в зеркальный ящик контрразведчиков на твой допрос! Я знала, что ты принесешь мне беду!

Ее пальцы расстегивали на мне куртку, рубашку, она то злилась, то боролась со слезами. У меня не получалось забрать у нее тревогу и боль. Она не отдавала. Я поднял ее на руки — мне всегда хотелось сделать это — пронес через весь номер в спальню и осторожно положил на кровать.

— Во сколько твой самолет? — Джо сжалась и взглянула на часы.

— В половине девятого.

— Утра?

— Да.

Она перевела дух и откинула голову в подушки:

— Разбуди меня. Я поеду с тобой.

— Куда?

— Не знаю! Не спрашивай, не зли меня! Хоть куда! Замолчи! Я не могу, я не хочу думать о том, что случится завтра утром!

— Хорошо.

— Да. И теперь я буду думать о тебе…

В последнее мгновение Джоконда предупредительно выставила ладонь, упершись мне в грудь, и со смущением сказала:

— Мне нужно предупредить тебя… Я… — она покраснела и засмеялась, — как сказать? Я не слишком опытна во всем этом… в том смысле, что на своем личном опыте никогда… В общем… вот…

Это признание вызвало у меня невольную улыбку: Джо думала, я этого не знаю. Но, дабы не смущать сильнее, я шепнул, что буду учитывать ее большую тайну и не причиню ей боли.

— Тогда учти еще одно, — Джоконда приподнялась и шепнула мне на ухо: — Я благословляю тебя на возвращение. Каждый день, каждый час, каждую минуту твоей жизни я благословляю на возвращение. Я буду думать о тебе, и пусть это выведет тебя оттуда, как нить Ариадны.

До самого утра мы не покидали друг друга.

— Я знаю теперь, что чувствует приговоренный к казни, — сказала она в тот час, когда и тьма уже не тьма, и свет не свет. — Сердце ноет и колотится, и всё кажется бредом, происходящим не с ним, а с кем-то другим, ведь с ним, с ним самим такого быть не может, не может! Никто не может прийти и вот так отнять у него жизнь, но он точно знает, что это произойдет… У него будет право на последнее желание, но желаний уже не останется. Каждый вздох он начнет считать величайшей ценностью и ни один не согласится променять на всё золото мира, если ему предложат…

И я тоже понимал теперь приговоренных к казни, но молчал. Каждый миг этой ночи впитывался в мое сердце навсегда, а дышать было больно и сладостно.

— Не давай мне заснуть, Кристиан. Теперь уже поздно тратить время на сон, и нам уже скоро ехать. Обещай…

Я ничего не обещал. Усталая, Джоконда заплакала, притихла и вроде бы на секунду, как думала она, закрыла глаза. Мне осталось только провести рукой по ее волосам. Джо тяжело всхлипнула и уснула еще крепче.

А моё время пришло.

— Как ты проснешься после долгого сна, так и я вернусь после ухода. Может быть, вернусь.

Над спящей Джокондой, которую я оставил за спиной, поклявшись самому себе не оглядываться, раскинулось два невидимых обычному глазу серебристых крыла — последнее благословение монаха.

7. Пирамида Путешествий

Местность близ Луксора, 21 марта 1003 года

Она была прекрасна. Ее грани сияли в лучах разъяренного светила, и перламутр нежным морем разливался по ближним холмам. Наверное, и это предвидел тысячу лет назад Александр-Кристиан Харрис. Наверное, он вернул себя в этот мир, став нынешним мной, чтобы сделать то, что должен был сделать, и провел через весь извилистый лабиринт своего Пути, чтобы я добровольно и уверенно принял то, что суждено. Кто знает… Теперь я могу лишь догадываться об этом…

Хаммон пыхтел, кряхтел, но не отставал ни на шаг. С самого Луксора над нами кружил, временами издавая протяжный звонкий не то крик, не то свист, печальный египетский сокол. Луис Чейфер всегда говорил, что это хороший знак, и насколько он был прав, нам предстояло убедиться вот-вот.

— Теперь мне надо переодеться, — я шагнул в небольшое углубление под нависающим из скалы камнем.

Фараон с интересом заглянул в мою сумку, из которой я вытащил запасную одежду и походную аптечку с минимизированным инструментарием. На его лице проступило разочарование:

— Ты что, вообще не взял оружие? Как же мы там?

— Оно нам не понадобится. А если бы понадобилось, то вряд ли даже плазменник помог бы против двадцати заряженных автоматов. Поэтому успокойся и просто иди за мной.

Он с сомнением поджал губы: