Тень успеха

Потом они возвращаются и склоняются над всё ещё лежащим без движения Арсением. Сердце у меня замирает, а потом начинает быстро и болезненно биться: неужели я его убила?!

– Жив, – говорит Анатолий Викентьевич и тоже связывает тому руки. Наручников у него больше нет, и он, оглядевшись, хватает лежащее поблизости посудное полотенце и рывком рвет его на две полосы. – Авось удержат. Надолго-то нам и не надо.

А потом мы впятером собираемся в гостиной, где Марина Константиновна с помощью Найдёнова, а вовсе не моей, накрывает на стол чай со все тем же супер печеньем, потом добавляет к нему йогурт, сыр и красную икру.

– Всё, что было в холодильнике, – оправдывается она.

Чтобы совсем уж не оставаться не у дел, я разливаю свежезаваренный чай.

– Коньячку? – спохватывается Марина Константиновна.

Открывший было рот Анатолий Викентьевич беззвучно его закрывает, а Найдёнов, пару секунд помедлив, соглашается:

– А что, пожалуй, можно. Как я понимаю, кое-что нам надо обсудить, а за чаем это пройдет полегче… Итак, я хотел бы знать, ради чего мы вступили в конфликт с законом?

– Какой же это конфликт? – сразу кидаюсь я на выручку Лавровой. Хотя с чего бы? – А как же нарушение неприкосновенности жилища, или как это называется? Если хочешь знать, это просто-напросто шантажисты.

– Ну, не такие уж они простые, эти шантажисты.

Он показывает нам пистолет, отобранный у одного из нападавших.

– Возможно, вы не знаете, Ванесса Михайловна, но это табельное оружие…

– Почему же не знаю, знаю. Обычный «макаров».

– Обычный! – передразнивает он. – И часто вы видите его у законопослушных граждан?

– Можно я расскажу? Быстро? – спрашиваю я у Лавровой.

Она пожимает плечами. Если она и не хотела бы, чтобы эта история стала достоянием гласности, то у нее все равно нет выбора: мы – как команда из Министерства чрезвычайных ситуаций, прибыли вовремя и спасли её от очень неприятной истории. Вернее, пока спасаем.

– Муж Марины Константиновны – Петр Васильевич стал объектом шантажа своих сослуживцев, с которыми он работал в некоей конторе, которую обычно называют аббревиатурой из трех букв.

– Из трех букв, Ванесса Батьковна, – хмыкает Вова, – у нас есть много чего интересного.

– Не хами, – останавливает его Анатолий Викентьевич.

– Ну и?.. – поторапливает Найдёнов.

– Они похитили главу семьи и, насколько я понимаю, приехали предъявить ультиматум Марине Константиновне.

– Всё понятно, – кивает Михаил Иванович, – одно неясно. Вы-то, Ванесса Михайловна, какое отношение имеете к этой истории?

– Вообще-то никакого, – признаюсь я, – за исключением того, что Марина Константиновна и Петр Васильевич – бабушка и дедушка моего сына.

– А вы говорите, никакого. Значит, они – ваши родственники через сына. И вы готовы ради них подвергать свою жизнь опасности?

– Опасности?

Только тут меня осеняет: в самом деле, что я здесь делаю? Разве меня кто-нибудь просил вмешиваться и кого-то там спасать? Может, кто-то вовсе этого не хочет? А у меня маленький сын, и если со мной что-нибудь случится…

Я поднимаю на Найдёнова растерянный взгляд.

– Вот о чём я и толкую, – кивает он.

Глава восемнадцатая

– А как вы узнали, что ваша… гм… бывшая свекровь – вы ведь были замужем? – оказалась в таком сложном положении? – продолжает задавать вопросы Найдёнов, не давая мне возможности долго раздумывать.

Ещё парочка штрихов в копилку моих наблюдений, почему он добился таких успехов в своём бизнесе. Главное, Михаил умеет моментально собраться, оценить обстановку и в сложной ситуации сохраняет спокойствие и рассудительность.

– Ничего я не знала! Просто мне хотелось… в глаза ей посмотреть, что ли!

Мы ведём этот не слишком приятный для меня разговор, возвращаясь на выделенной Найдёнову машине, водитель которой терпеливо ждал нас в течение всего времени, а потом возил нас по всей Москве, когда мы улаживали дела супругов Лавровых.

То есть мы до конца ничего не уладили, слишком уж мало было времени, но смогли договориться с бывшими коллегами Лаврова-старшего, что они отпускают Петра Васильевича в обмен на свои драгоценные жизни. Правда, им никто и не угрожал, но Михаил Иванович умеет так красноречиво молчать, так длить паузу, что его собеседники успевают додумать всё, что угодно.

А потом Лаврова представила меня своему мужу, похудевшему и осунувшемуся, запертому на даче в Переделкине – надо же, такой знаменитый поселок стал местом заключения полковника ФСБ.

Он оценивающе смотрит на меня – не только как мужчина, но и как психолог и говорит:

– И зачем это было вам надо?

Я пожимаю плечами:

– Кто знает? Мой папа любит повторять, что рука дающего не оскудеет. Считайте, что я дала вам свободу в обмен…

– Значит, все-таки обмен? – усмехается он.

– В обмен на собственное спокойствие, – холодно договариваю я. Думает, мне от них что-нибудь нужно?

– А вы о нас беспокоились? – продолжает допытываться он.

Чего привязался? Лучше бы поблагодарил и всё. Или ему чувство благодарности незнакомо? Впрочем, он может сказать, что меня об этом не просил. В самом деле, чего я лезу не в своё дело? Так мне и надо!