Тень в аду

Такие вещи приходят мне в голову по утрам. И думать — не только обязанность, но и ответственность. А если спросишь меня, вот что я тебе скажу: думать — это высшее наслаждение! Особенно по утрам на голодный желудок. Истинное восхищение, восторженный душевный экстаз можно переварить только натощак. А синтетическая красивая мысль действует как слабительное.

Ты задумывался когда-нибудь над тем, как красив человек? Как велик натуральный, неподправленный человек? Принеси рюмочку и я объясню тебе. Нет, дело не в том, что человек поглощает разную еду, а выделяет одинаковые испражнения, хотя и это изумительно, если тебя интересует мое мнение. И не в том, что он строит спутники и выдумывает формулы. Человек велик в другом, но не знаю, в чем…

Итак, на чем я остановился? Да, утром я пошел на работу. Я всегда прохожу мимо этого бара, чтобы взглянуть на него — тут ли он, не случилось ли что с ним? У каждого свои ритуалы, есть они и у меня — я прохожу мимо бара, чтобы успокоить душу. Раз он стоит, значит все в мире на месте, ничего не изменилось и жизнь продолжается по правилам.

А вообще-то я скажу тебе правду. По утрам я провожу небольшой учет миру. Пусть даже это мой маленький мир. Сначала дети, потом собака, газетный киоск, указатель метро и мусорная урна, куда я бросаю бумажку от бутерброда. Если все на своих местах, я заканчиваю учет баром. И только после этого иду на работу уже успокоенным, что мир на месте и в нем есть я. Я люблю, чтобы все было на своих местах и эталоном порядка для меня является эта маленькая утренняя проверка. Знаю, что это глупо, что это бессмысленный ритуал, но я фаталист и внушил себе сам: если не сделаешь проверку, все, приятель, каюк.

Правда, список мал, в нем всего шесть объектов, но он охватывает весь мир, потому что все в мире взаимосвязано, и если хоть что-то исчезнет, то потащит за собой множество другого. Вот бар, например. Если его нет на месте, значит, люди перестали пить.

А раз перестали пить, то и размышлять, а если они уже не размышляют, значит, они уже не люди. Раз они не люди, зачем им пить? И так далее.

А знаешь, почему я веду этот учет? Потому что меня постоянно преследует какой-то неопознанный страх, без лица, примет и паспортных данных. Страх, что этот порядок и гармония не вечны.

Какое уж там вечны, просто в любой момент… Что-то произойдет, случится самое ужасное и мне уже никогда не придется взяться за свой список и увидеть своих детей: я уже никогда не увижу утром детей, два пацана у меня, потому что произойдет нечто чудовищное, апокалиптическое, солнце сойдет на землю, блеск, удар и все провалится в тартарары. Все рухнет и накроет детей, у меня двое ребят, и они будут кричать и звать отца, меня будут звать, кого же им еще звать, но я буду беспомощен и не смогу их спасти, я ничего не смогу сделать для вас, мои мальчики, а значит, никогда вас больше не увижу, и вас, и все остальное… Я боюсь, поэтому по утрам провожу учет миру, спешу все проверить и поставить галочку у каждого объекта, а сердце у меня разрывается от страха — вдруг что-нибудь окажется не на месте?

Дети, собака, киоск, указатель, урна, бар. А на следующее утро все снова: дети, собака, киоск, указатель, урна, бар. Опять, и опять, и опять до скончания света.

Но вот это случилось — кто-то сегодня утром убрал урну. Я стал кричать и бить кулаками по витринам, люди оборачивались и смотрели на меня с недоумением — сумасшедший! И не понимали того, что это конец, было то, что было. Прости им господи, они не ведают, что творят. Где урна? — кричу. Сию минуту поставьте урну — место! Она нужна для сохранения целости мира! Я ходил к полицейскому, к коменданту метро, в муниципалитет. Верните урну, наивные вы люди! А они меня отфутболивают один к другому, потому что я, дескать, сумасшедший: какой же нормальный человек будет заниматься какой-то там урной? Идите домой, — говорят, — завтра мы все уладим. И не знают того, что никакого «завтра» уже не будет.

Потом я понял, в чем причина — они просто не знают, представляешь себе? Не знают, кто утащил урну.

Вот почему я тебе говорил о неопознанном страхе: приходит некто без имени и морды и уволакивает урну.

Среди бела дня. Догоняй его, если тебе заняться больше нечем. А этот наш мир так разбух, что стоит чему-нибудь чуть-чуть сдвинуться, как…

Постепенно я пришел в себя. Сначала думал сбегать домой и в последний раз взглянуть на своих ребят, но какая польза? Только растревожу их. Раз урны нет и я ничего не могу поделать, есть ли смысл? Поэтому и пришел сюда. Поговорил со своим страхом, все ему объяснил и он меня понял. У моего страха нет лица, но есть разум. Он очень логичен и глубоко принципиален, я давно его знаю.

Потом я вошел, сел у окна и стал ждать.

К вечеру завыли сирены. Какой ужас, боже мой!