Мы жили на третьем этаже хрущевки по улице Абая. То был старый пятиэтажный дом с облезлыми стенами и зловонными подвалами. Район был древний и забитый такими же многочисленными следами Советского Союза. Квартира состояла из кухни, ванной и двух комнат. Кухня была таких крошечных размеров, что даже три человека помещались туда с трудом. Ванная находилась с левой стороны прихожей, и была совмещена с туалетом. Пройдя прямо по узкому коридору можно было попасть в гостиную, где стоял новый раскладной диван, который мама использовала в качестве кровати. В углу возле окна расположился телевизор со стеклянным экраном и весом не уступающим среднему холодильнику. Соседи постепенно переходили на плазменные экраны, а мы все еще пользовались старым. На полу лежал ковер с безвкусными узорами – достояние людей советской эпохи, и шторы бобового цвета отлично дополняли картину. Пройдя дальше гостиной можно было попасть в спальную, которую мы с братом нехотя делили. Тут царил бардак. Солнцезащитная пленка на окне затемняла комнату так, что на первый взгляд она казалась убранной. В шкафу не было места для моих книг, и я хранил их под двуспальной кроватью. Брат спал на ней один – привилегия старшего ребенка. Так хотелось мне думать, и не считать причиной свой беспокойный сон.
Лето. Я окончил десятый класс. У меня не получалось в полной степени насладиться каникулами. Учителя запугали нас заключительными экзаменами, результаты которых якобы решат наше будущее, и я готовился к последнему учебному году. Вместо привычного безделья, мне пришлось изучать не интересующие меня предметы. Беззаботная юность почти подошла к концу, а я ничего с этим не мог поделать. Будни мои стали однообразны: еда, сон и книги. Рядом с загоревшими знакомыми я смотрелся как альбинос. Бледный как мел. Но был в моих зубрежках и плюс. Между делом я успел увлечься художественной литературой и теперь с утра до вечера не мог оторваться от историй. Книгу за книгой я проглатывал залпом, не успев понять их смысла. В тот день я дочитывал “Триумфальную Арку”, когда открылась дверь в комнату. В дверном проеме, как в раме, стоял брат.
Он присел рядом, пытаясь закрыть руками книгу.
Мы с ним любили поспорить о мелочах, но редко ругались всерьез. Бывало, в детстве, чтобы приучить меня, он мог ударить в живот или применить на мне приемы борьбы, но на этом наши разногласия заканчивались.
Он немного замешкался с ответом, но все же набрался уверенности.
Брат выглядел смущенным, что случалось очень редко. Слегка помятая рубашка на нем смотрелась забавно. Он даже причесал свои жесткие кудри, о которые обычно ломаются расчески.
Брат одолжил машину у дяди. Это был старый фольксваген форд, цвета темной морской волны, с битым передним бампером, дверь с пассажирской стороны, сколько я себя помню, не открывалась, но он мог бы дать фору любым новеньким иномаркам. Я сел на переднее пассажирское сиденье. Пристегнул ремень безопасности. Машина завелась со второго раза.
Я промолчал. Мы поехали. Его друг отмечал день рождения на даче. Только доехав, я понял, почему брат так нарядился, но меня не предупредил, и я был в футболке и в бриджах.