Тени древней земли (СИ)

— Шеф поместил меня в эту группу из мести. Он только и ждет, чтобы я сделала один неверный шаг и меня навсегда бы выкинули из отдела… Возобновить это расследование — все равно, что преподнести ему мою голову на блюдечке, Кротов.

— Как я понимаю, твой ответ — нет?

— Мне очень жаль Игорича, но мне надо думать о будущей карьере… Мой ответ — категорическое «нет», — сказала Райская, не отступая. — Я не хочу возобновлять это дело.

Глава тридцать четвертая

Окраины Симферополя

Регина Барсукова отвлеклась от полива своих любимых розовых кустов и посмотрела на небо, затянутое багровыми облаками. Лихорадочный багровый свет заката угасал с каждой минутой. Регина полузакрыла глаза и, стоя посреди сада, вдыхала аромат цветов, кустарника и растений, овеваемых легким ветерком. Это был ее сумеречный ритуал, ее тихая гавань: отдаться запахам вечера, насытиться и опьянеть от ароматов земли; несколько минут побыть одной в этом параллельном измерении, вдали от боли, засевшей в сердце из-за болезни, которая с каждым днем все больше и больше отнимала у нее мужа.

Она вошла в дом, убедившись, что Роман все еще лежит в постели: поездка на побережье вымотала его, и он вернулся в странном состоянии растерянности; он не хотел говорить, в чем дело, но Регина была уверена, что это связано с делом. Она была удивлена, увидев его за кухонным столом, рассматривающим фотографию.

— Алло? Ты в порядке? — спросила она, поглаживая его по плечу.

Роман обратился к старым черно-белым фотографиям.

— Я не знаю. Сегодня все вроде бы шло хорошо, но потом… память начала меня подводить. Я выставил себя полным дураком, — стал заикаться он.

— Перед кем? Перед своими коллегами?

Роман кивнул, выглядя хрупким и испуганным, как ребенок, попавший в незнакомую реальность.

— Может быть, ты просто устал, дорогой.

— Нет, к сожалению, нет. Все как будто исчезает. Иногда мне кажется, что все мои воспоминания возвращаются… Мне страшно, Регина. Я боюсь потерять контроль… Забыть до…

Она обняла его и попыталась успокоить.

— Рома, после стольких лет, может, пора оставить это в прошлом, а? Это убивает тебя… Пусть молодые коллеги разбираются с этим. Они кажутся мне отличными. Ты им доверяешь?

— Я верю… Но боюсь, что это они мне не доверяют. Я думаю, они поняли, что дело не только в опухоли.

— И я думаю, что ты наконец-то нашел нужных людей. Ты должен рассказать им всю правду, а потом оставить все в их руках. Тебе нужно уже сейчас думать о лечении, ты не можешь позволить себе оставаться в таком состоянии.

— Я знаю… Прости меня, дорогая. Прости, что заставил тебя жить с этим делом.

— Я сделала это, потому что люблю тебя, Роман, — сказала Регина, лаская его исхудавшее лицо. – Но теперь этого достаточно. Я боюсь за тебя. Если ты и дальше будешь так переживать, ты не сделаешь ничего хорошего ни себе, ни мне. Мы одни, ты знаешь.

Барсуков кивнул, протер влажные глаза и встал. Оказавшись в постели, Регина заснула почти сразу. А вот ему было трудно заснуть. В голове крутились тысячи мыслей.

«Мне говорили, что у меня когнитивная дегенерация и изменения в концентрации внимания, но я не предполагал, что это произойдет так быстро, подумал он. Если я потеряю всю информацию о расследовании, то как они смогут попытаться его раскрыть?»

Стараясь не разбудить жену, Роман Игоревич выскользнул из-под одеяла и, словно лунатик, направился к своему столу. Он взял чистый блокнот и, боясь, что болезнь сотрет его воспоминания, стал продираться сквозь рваную память и переписывать все, что мог вспомнить о ритуальных убийствах.

Глава тридцать пятая

Крымская глубинка

Когда ее сознание вынырнуло из коматозного состояния, в которое она погрузилась, Диана заметила, что больше не чувствует своего тела. Как будто кто-то обезболил ее чувства. Она ощущала вокруг себя мощную угрозу, но не могла пошевелить ни единым мускулом, и не только из-за сковывавших ее веревок: ее тело перестало сопротивляться, его затягивало в глубину, отдавая на волю тьмы.

– Мама… — взмолилась она, цепляясь за последние минуты ясности. Мысль о матери причиняла ей самую сильную боль. Она внезапно отчетливо поняла, что ей не выжить, что она никогда не покинет это место, где ее держат в плену, живой, а это значит, что она больше никогда ее не увидит. Мысль о том, что они расстались не в лучших отношениях, не давала ей покоя. Диана выплеснула в лицо матери ядовитые слова, о которых пожалела через несколько секунд после того, как их вырвала. Из-за стыда и неспособности проглотить их, попросить прощения, она бросила семью и больше никогда о ней не слышала.

Она как будто слышала голос матери: «Иди домой, глупышка…»

–Я не могу… — шипела девушка. – Прости меня, мамочка.

Ее мысли и сознание снова стали размываться, угасая, как пламя умирающей свечи, пока не погасли в мимолетном дымке.

Снова возникла слепая ночь, и, почувствовав ее ледяные объятия, Диана сдалась, не оказав никакого сопротивления.

Глава тридцать шестая

Симферополь