Тени пустыни

Капитан Непес за десятки лет жизни на реке растерял многие привычки кочевника, но только не любопытство. Он был любопытен, как верблюжатник, и он с вниманием слушал рассказ незнакомки, уезжающей за границу. Капитан Непес сразу же поднялся в собственных глазах. Такая красавица избрала его своим наперсником. А рассказ ее походил на сказку. Много бы ночей капитан Непес ворочался на своей жесткой койке, в своей капитанской каюте, если бы Настя — ханум не рассказала ему своей истории. Впрочем, он и теперь все равно будет ворочаться и плохо спать. Бессонница будет мучить старого Непеса. Но так он и не узнает, что же случилось потом с золотоволосой красавицей.

Рассказывала Настя — ханум беспорядочно. Слова рвались из души. Давно они накопились, и ей некому было излить накопившуюся горечь. Старый туркмен смотрел так добродушно, так сочувственно! Старый туркмен так умел слушать! Настя — ханум рассказала все.

Ее обманули. Вежливые, вылощенные, такие благовоспитанные английские джентльмены с благообразными любезными физиономиями. Они говорили приятные слова, целовали ей руку, заверяли в глубочайшем уважении. И лгали. Еще в Мешхеде, в доме губернатора, Анко Хамбер всем своим видом, словами выпячивал свою англосакскую порядочность, благородство европейца. Он заставил поверить Настю — ханум, что сын ее болен, что ребенок при смерти. Она поверила и забыла обо всем, забыла, что муж ее, Гулям, в опасности. Будь она поспокойнее, одна мимолетная, но странная сцена приоткрыла бы ей обман еще в Мешхеде. Ей показалось, что господин генгуб подмигнул Анко Хамберу и в невыразительных рыбьих глазах англичанина запрыгали смешливые огоньки. Рука генгуба вдруг задергалась, словно у него внутри все сотрясалось от смеха. Но нет, генгуб не смеялся. Его лицо сохраняло невозмутимость, подкрашенную вежливой улыбочкой. Улыбался он ровно столько, сколько требуется персидскому вельможе в разговоре с молодой красивой женщиной. Настя — ханум поняла, что и генгуб и Анко Хамбер неискренни. На мгновение приподнялся полог и брызнул свет. Однако тут же полог опустился и свет погас. И Настя — ханум снова окунулась в свои истерические переживания… Она поняла все только в маленьком доме на тихой ашхабадской улице. Сын ее был здоров. С тех пор как привезли его к бабушке, он не болел. Радость встречи с Андрейкой вытеснила у Насти — ханум все неприятное. И только позже она подумала: Анко Хамбер — подлец. Анко Хамбер увез ее из Баге Багу, чтобы… Она даже мысленно не могла представить себе, зачем он это сделал… И, стуча в дверь и слушая спокойную песню, она поняла, что дело не в ней, Насте — ханум, не в ее сыне. Джентльмен и благородный рыцарь, генеральный консул его величества Анко Хамбер использовал любовь Гуляма к ней, чтобы заставить его совершить что — то чудовищное. «Рыцарь» шантажировал Гуляма. В орудие шантажа Анко Хамбер превратил любовь Гуляма и Насти — ханум.

Настя — ханум все рассказала капитану Непесу: и про улыбочку генгуба Хорасана, и про сына, и про подлость Анко Хамбера… Зачем она рассказала, она и сама не знала. Но у нее стало легче на душе. И хоть лодка все еще не показывалась, она вдруг поняла, что увидит Гуляма, и скоро… Она повернула разгоревшееся лицо к Непесу и воскликнула:

— Помните, у Хафиза: «Слабость пронизала меня от муки ожидания». Мне нельзя было полюбить его. Но поздно, уже поздно. Я его люблю, я его жена, и мой путь с ним…

Она смотрела на желтый чужой берег. В ее словах звучали отчаяние и надежда. Старый капитан Непес смотрел искоса на слабый нежный подбородок, на дрожащую в дуновении ветра золотую паутину волос, на удивительно тонкую кожу ее щек. И нежность росла в нем к этой совсем чужой, такой непохожей на туркменок русской женщине, с такими понятными и близкими переживаниями. Он смотрел и вдруг еще больше удивился. Лицо Насти — ханум вдруг загорелось нежными красками, и волосы сделались цвета меди, и Непес вздохнул, пораженный этой сказочной красотой.

Настя — ханум отвернулась к реке. На ресницах ее пламенели маленькие рубины слез.

И тут хрипло, сдавленно капитан Непес пробормотал:

— Не надо плакать, женщина…

— Лодки нет, а солнце… солнце…

Рыдание перехватило горло молодой женщины.

Только теперь Непес понял: солнце выкатилось из — за гор и облило цветом красной меди и воду, и далекий берег, и лицо Насти — ханум…

Он повернулся и с силой, по — капитански приказал:

— Спускай шлюпку, эгей!

Но шлюпка не понадобилась. От далекого берега отделилось что — то черное, неуклюжее. Течение сносило это нечто к пароходу. Скоро сделалась видна большая бревенчатая лодка — плоскодонка. Перевозчики в лохматых шапках надрывно вертели веслами, подымая тучи алых брызг.

— Смотри: вон перевозчики Парпи — отец и Парпи — сын. Вечность веслами бьют по воде, — пробормотал капитан Непес, — ловко плывут, смело плывут. Не оглядываются. Ничего не боятся. Значит, стражникам руки позолотили, кто — то позолотил, сильно позолотил.

Он усмехнулся и посмотрел на Настю — ханум:

— Собирайтесь, ханум!