Тени забытых земель

- Да при чем тут какое-то благородство? - ого, а вот теперь и в голосе брата Титуса слышатся чуть раздраженные нотки. - Будь моя воля, я бы сам эту грешницу отволок на церковный суд, и попросил отнестись к ней без сочувствия и ненужной жалости! Кстати, господин граф, вы правы в том, что меня не остановили бы зароки и обещания, данные тому погибшему человеку: клятвенные слова, которые мы говорим грешникам, но не сдерживаем их, вряд ли будет сурово караться на Небесах.

- Простите, брат Титус, но я не понимаю вашей логики! - в голосе дядюшки была неподдельная заинтересованность. - Вы помогли уйти на Небеса Крайану...

- Для некоторых заблудших душ смерть - это благо.

- Но вы решили помочь жене этого человека...

- Этой женщине я бы помогать не стал. Все дело в том бедном ребенке... - вздохнул молодой инквизитор. - Если его мать будет взята под стражу, то маленький ребенок останется совсем один. Вряд ли его возьмут родственники родителей, ведь этот малыш будет для них вечным напоминанием о грехе его отца и матери, и к тому же рожденным вне брака... Да его там просто заклюют!

- Но ведь есть же приюты для сирот...

- Все еще не поняли? Тогда постараюсь пояснить, хотя все и без того проще простого. Дело в том, что я - из числа подкидышей, то есть тех детей, кого родители приносят к монастырю, и укладывают на крыльцо - мол, у нас нет возможности взять в семью еще один рот. Или же некоторые люди таким вот простым способом избавляются от ненужных младенцев: и убивать не надо, то бишь греха на душе нет, а вместе с тем о том нежелательном дитятке можно легко забыть, и жить далее со спокойной совестью - в приюте о нем позаботятся, вырастят, уму-разуму научат... В общем, я рос и воспитывался в церковном приюте, и не понаслышке знаю, что это такое. Не скажу, что монахи были жестокими людьми, скорее, суровыми и жесткими, а к нам, своим подопечным, они относились без особой любви, но вот любое ослушание или проступок воспитанников наказывался не просто строго, а очень строго. И порядки там были установлены такие, которые можно охарактеризовать как казарменно-тюремные, хотя и с чуть более мягким режимом. К тому же леность и праздность в монастырском приюте отнюдь не в почете, и детей заставляют работать с самого сопливого возраста, ибо праздность - один из грехов. Надо, чтобы руки постоянно были заняты делом, тогда и ненужным мыслям в голове будет нечего делать.

- Да, я слышал, что в монастырских приютах весьма строгий устав... - согласился дядюшка.

- Надо не слышать, а какое-то время пожить в тех условиях - вот тогда многое будет восприниматься по-иному. Есть одна особенность: те дети, что росли в такой атмосфере с младенчества, считали подобную строгость и жесткие ограничения вполне естественным поведением и нормальным жизненным укладом, а вот те ребятишки, что попадали в приют позже, с двух-трех лет - эти очень сложно привыкали к суровым реалиям церковного приюта. Наверное, дома им было тоже не очень-то весело и сытно, но все же оказаться в неласковом и холодном мире этого пристанища для всех домашних детей оказывалось самым настоящим потрясением, с которым многие так и не смогли справиться. Складывалось впечатление, что эти дети словно попадали в свершено иной мир, в котором им было крайне сложно выжить. А уж смертность среди таких домашних детишек была, скажу я вам, просто огромной! Если говорить коротко, то тогда я насмотрелся всякого, и понял одно: если в будущем я смогу сделать так, чтоб какой-то ребенок избежал помещения в монастырский приют, то я предприму для этого все возможное и невозможное. Как видите, все просто, и безо всяких сюсюканий и сопливого благородства.

- Надо же, господин инквизитор, у вас, оказывается, есть сердце... - протянул брат Белтус.

- Скажу вам больше, брат Белтус: у меня есть кулак, и он уже давно чешется, до такой степени ему хочется заехать вам в зубы! - огрызнулся молодой инквизитор. - Боюсь, что в один далеко не прекрасный момент эмоции возобладают над разумом, и у вас, брат Белтус, станет меньше на пару зубов.

- Погодите! - вмешался дядюшка. - Брат Титус, но ведь этот человек исповедовался вам перед... своим уходом, и если вас в Святой инквизиции попросят рассказать о том, в чем именно беглый монах покаялся в своей исповеди, то согласно тем же правилам вашего ордена, то которых вы нам только что поведали...

- Да, этот человек исповедовался нам с братом Белтусом - и что с того? - усмехнулся брат Титус. - Как вы знаете, тайна исповеди священна, и я не собираюсь рассказывать направо и налево о том, что нам поведал этот грешник в последние минуты своей жизни. Конечно, меня, как, впрочем, и брата Белтуса, особым разрешением от Церковного совета могут заставить раскрыть тайну исповеди - такое допускается в исключительных случаях. Только вот я (как, думаю, и брат Белтус) всегда могу сказать, что этот грешник рассказал нам о своем бегстве из монастыря, причем сбежал он вместе с монашкой, но вот о дальнейшей судьбе этой клятвопреступницы не произнес ни слова.