Теодосия и последний фараон

– Что? – удивилась я. Неужели он собирается бросить меня одну на произвол судьбы? В этом переулке я буду совершенно беззащитной, как коза на привязи.

– Вы хотите, чтобы Гаджи рискнул своей головой ради вас или нет?

– А почему ты помогаешь мне и идешь против своих сородичей?

– Мисс-эфенди платит мне, – пожал плечами Гаджи. – А эти люди мне вовсе не родственники. А теперь поторопитесь.

Я повернулась в седле, приготовилась спрыгнуть на землю, но Гаджи протянул свою грязную руку и остановил меня.

– Мисс хорошо заплатит Гаджи за это, правда? Спасти шкуру мисс-эфенди куда сложнее, чем погонять упрямого ослика.

– Да, да, конечно, заплачу. А теперь отпусти меня.

Шум толпы стремительно нарастал, приближался. Первые преследователи могут показаться из-за угла в любой момент.

Я соскочила на землю, собираясь спросить: «Что теперь?» – но слова застряли у меня в горле, когда я увидела кривляния Гаджи. Он извивался, корчился, словно буйный помешанный, оттягивал воротник своей верхней накидки, которую здесь называют мишлах. Я с ужасом увидела, как задрожал и начал двигаться горб на спине Гаджи. Решив, что неприлично следить за человеком во время нервного припадка, я отвернулась, но тут же резко обернулась назад, услышав какое-то… стрекотание. Да, пожалуй, «стрекотание» здесь – самое точное слово.

У меня отвисла челюсть, когда я увидела, что горба у Гаджи больше нет, зато на его плече сидит маленькая обезьянка с морщинистым печальным личиком. Это она так странно стрекотала.

– Сефу нам поможет, – сказал Гаджи, пересаживая обезьянку на седло ослика, и продолжил, протягивая ко мне руку: – Дайте ваш жакет, мисс.

Моментально поняв и оценив его задумку, я принялась стаскивать с себя жакет, но мне ужасно мешал мой чертов ридикюль. Тихонько зарычав от ярости, я содрала его с запястья, повесила на луку седла и наконец выскользнула из жакета.

Совсем рядом, за углом, послышался звон разбитого стекла.

– Скорее! – воскликнул Гаджи, и я кинула ему снятый жакет. Он поймал его и моментально набросил на обезьянку. Разумеется, мой жакет был ей велик, пузырился, съезжал набок, но, если взглянуть мельком, можно подумать, что в седле действительно я – сижу и низко пригибаюсь, чтобы не получить булыжником в спину. Меня охватил порыв вдохновения.

– Держи, – сказала я, сорвала с себя шляпу и напялила ее на голову обезьянке. Гаджи пробормотал несколько слов по-арабски, а затем шлепнул ослика по ляжкам.

Серый заревел, взбрыкнул и быстрой рысью припустил прочь, унося на себе пригнувшуюся в седле обезьянку.

Пока обезьянка ехала на ослике к узенькой боковой улочке, Гаджи схватил меня за руку и потянул к темневшей в стене дверной нише. Мы втиснулись в нишу, прижались друг к другу и замерли, надеясь, что здесь никто нас не заметит.

Долго ждать нам не пришлось, топот ног и сердитые голоса приближались с каждой секундой. Я закрыла глаза и представила, что я теперь не я, а старая облупившаяся деревянная дверь. Прикидываться чем-то посторонним я научилась у нас в музее и часто использовала этот трюк, столкнувшись нос к носу с каким-нибудь злым духом, например мут или акху.

Затем кто-то заметил удаляющегося ослика и заорал, перекрывая остальные крики:

– Инглиз!

В ответ толпа заревела, загоготала и, судя по звуку, бегом припустилась в погоню. Я плотнее прикрыла глаза и затаила дыхание. Переждав немного, я осторожно разлепила одно веко и посмотрела на Гаджи. Глаза у него были закрыты, и я подумала, что он, возможно, тоже знает мой фокус с «исчезновением».

Затем он резко раскрыл глаза и сказал, весело улыбаясь:

– Затея Гаджи удалась.

Я кивнула в ответ, а затем сказала:

– Надо бы проверить, не остался ли кто-нибудь сзади, на подстраховке.

– Хорошая мысль, – согласился Гаджи и осторожно высунул из ниши голову. Взглянув по сторонам, он широко улыбнулся, а затем спокойно вышел в переулок. – Все чисто, мисс-эфенди! – доложил он, широко разводя руки в стороны.

Я почувствовала себя немного спокойнее, но тем не менее сначала тоже высунула наружу только голову, чтобы убедиться во всем собственными глазами, и только потом покинула нишу.

– Мисс-эфенди не доверяет Гаджи? – разочарованно спросил мой спутник.

– Нет, нет, – ответила я. – Просто есть вещи, к которым я приучилась относиться очень, очень осторожно. Когда меня преследуют, например. А тебе спасибо огромное за все, что ты для меня сделал. Ты крупно рисковал.

– О нет, Гаджи ничем не рисковал. Толпа гналась не за Гаджи. Я же не инглиз. – Здесь он ехидно улыбнулся и протянул вперед руку, потирая пальцы. Ну, этот жест хорошо известен во всем мире: Гаджи требовал денег.

– Э… у меня нет с собой денег, – ответила я, и тут меня словно молотком по голове ударили. – Мой ридикюль! – в ужасе прошептала я и повернулась в ту сторону, куда скрылись ослик с обезьянкой.

– Что-то не так, мисс?

– Мой ридикюль… такая сумочка на веревочках. Я оставила его на седле ослика, – сказала я, чувствуя, как скручивает, сжимает мой желудок чья-то ледяная рука. – Куда отправился твой ослик?

– Назад, на свою конюшню, мисс.