Теория катастрофы

По пути они встретили первокурсника, который с ужасом смотрел вниз, не решаясь двинуться дальше по коридору. Джерри и Никки переглянулись — здешний пол любил прикидываться поверхностью ночного озера; лунные блики на волнах под ногами обычно производили на новичков сильное впечатление. Но когда друзья подошли ближе, то увидели нечто новенькое — в полу зиял огромный люк, открытый над медленно проплывающими внизу заснеженными скалами. Похоже, что весёлый пол сменил амплуа и решил напугать студентов видом с самолёта.

— Страшно? — спросил сочувственно Джерри.

— Я видел девочку, — тонким дрожащим голосом сказал первокурсник, — она сначала цеплялась за край люка, а потом сорвалась вниз! Я не успел ей помочь! Она там, посмотрите!

Первокурсник показал вниз — на ближайшую скалу, где на обледенелой вершине действительно лежала маленькая фигурка в красном свитере. Рядом валялся разорванный ранец и рассыпанные книги.

Джерри восхищённо покачал головой и потрепал испуганного школьника по плечу. Они прошли в аудиторию, хотя, нужно честно признаться, что шагать по чистому горному воздуху оказалось непросто.

На лекции профессор Майсофт разводила искусственную жизнь.

Занятие посвящалось моделированию биологической эволюции. Развитие «жизни» происходило не в реальной пробирке, а в виртуальном пространстве, и каждый организм представлял собой компьютерную программу, способную эволюционировать.

На большом экране аудитории появились исходные программы — «искусственные организмы» в виде одинаковых шариков с единственным жгутиком или щупальцем. Они немедленно стали драться друг с другом, искать пищу, партнёров, обмениваться генами и быстро эволюционировать. В результате на экране через короткое время воцарился полный разнобой.

Часть шариков вообще потеряла щупальца и обросла прочным панцирем, пассивно защищаясь от врагов. Какие-то организмы, наоборот — ощетинились бахромой стрекал и вели себя очень агрессивно. Третьи предпочли пойти по пути не личного, а общественного усовершенствования и объединились в небольшие колонии, выставив наружу затвердевшие шипы. Другие организмы стали разваливаться на мелкие части и инфицировать окружающих соседей своими частями-генами.

— Прелестно, — хмыкнула Никки, глядя на экран, — всё, как у людей.

— Это у людей, как у них, — ответил Джерри. — Генетическая память о взаимном пожирании.

Профессор рассказала о том, что принципы биологической эволюции понятны ещё плохо, поэтому искусственная жизнь пока бедна — в ней нет организмов большой сложности, нет неограниченного развития. Майсофт отметила популярность идей эволюционной кибернетики и упомянула попытки создания саморазвивающегося софта.

— Было бы здорово, — заметила Никки, — не писать программы, а выращивать их из информационного семечка.

— И воспитывать потом, как ребёнка, — фыркнул Джерри, — наверное, и пелёнки программе придётся менять…

Прозвенел звонок на перерыв.

— Сушёные мозги астролога! Почему бы и нет?! — загорелась Никки. — Представим многоклеточный организм, оптимальный для жизни в какой-то среде. Пусть организм — это рабочая программа, его клетки — подпрограммы, иногда специализированные, иногда нет. А среда — это будущие условия работы программы. Создаем аналог ДНК — зародышевую программу, которая выращивает рабочую многоклеточную программу, оптимальную для заданных требований.

— ДНК — программа, а ген — команда? — задумался Джерри. — Неглупо… Только мутации в ДНК-программе должны быть не случайными, а направленными, иначе помрёшь, не дождавшись, пока программа вырастет во что-то полезное…

— Вообще, софты давно развиваются под руководством других программ, — добавил юноша, глядя на жизненные игры на экране. — Проблема в том, что в софтах после длительной эволюции накапливается множество старых и неработающих кусков — оптимальность неважна, если машины мощные, а результат удовлетворителен.

— Похоже на устройство геномов, — отметила Никки. — Человек тоже использует лишь около одного процента своих генов: остальное — не очень понятный балласт, накопленный в ходе эволюции. Раньше их считали дарвиновскими кладовками генохлама, но потом оказалось, что именно там организм может черпать нетривиальные решения для дальнейшего развития… ДНК простейших организмов более оптимальны, чем у высших животных. Это, конечно, лишь статистическое правило — геном простенькой инфузории-туфельки Paramecium tetraurelia насчитывает сорок тысяч генов — гораздо больше, чем у человека.

— И зачем ей столько? — удивился Джерри.

Никки сказала:

— Она сама не знает. Зато самые простые и оптимальные организмы-бактерии состоят из нескольких сот генов. Видимо, это критическая сложность для возникновения живого существа из неживой смеси химикалиев: когда возникает способность к делению и расползанию по сторонам.

— Ну, способностью к размножению и распространению обладают даже примитивные компьютерные вирусы, заражающие киберсети.

— А! — понимающе сказала Никки. — Вирусы, порождённые тоской.

— Что? — удивился Джерри.