Теория нравственных чувств

Естественное негодование против задуманной или уже совершенной несправедливости представляется в глазах беспристрастного наблюдателя единственной побудительной причиной, которая может оправдать нарушение нами спокойствия прочих людей. В противном случае мы нарушаем законы справедливости, и нарушение это должно быть сдержано силой. Общий интерес и, так сказать, общее благоразумие требуют при всяком состоянии общества, чтобы общественная сила была направлена к воспрепятствованию членам общества наносить друг другу вред. Общие правила для достижения этой цели составляют гражданские и уголовные законы каждой страны. Принципы, которые лежат или должны лежать в основании этих правил, составляют предмет особой науки – естественной юриспруденции, – быть может, важнейшей из всех наук, хотя до последнего времени менее всего разработанной, в подробности которой я здесь не могу вдаваться.

Поистине, душевная забота, имеющая целью ничем не возмутить счастья ближних, даже при обстоятельствах, в которых строгий закон не представляет им защиты, составляет отличительную черту честного и справедливого характера, заслуживающего во всяком случае уважения и почтения и сопровождающегося многими другими добродетелями: человеколюбием, мягкосердечием, великодушной снисходительностью. Характер этот достаточно известен и не требует дальнейших разъяснений. В этом разделе я хочу указать только на основания порядка, установленного, по-видимому, природой в распределении нами добра или в направлении и применении нашей благотворительности, во-первых, по отношению к индивидам и, во-вторых, по отношению к обществу.

Мы увидим, что неизменная мудрость природы, всюду соизмеряющая свои средства с целью, и в этом случае устанавливает порядок и значение внушаемых ею нам побуждений и что мы ощущаем большую или меньшую склонность к добру в зависимости от большей или меньшей необходимости, большей или меньшей пользы от нашей благотворительности.

Глава I. О порядке, в котором природа направляет нашу заботливость о каждом человеке и наше внимание к нему

Попечение о каждом человеке, как говорили стоики, возложено природой главным и исключительным образом на него самого, ибо во всех отношениях никто не в состоянии лучше исполнить это. Каждый человек живее ощущает собственные удовольствия и страдания, нежели чужие. Ощущения, доставляемые ему первыми, действительно испытываются им; ощущения, возбуждаемые в нем вторыми, суть лишь отраженные, или симпатические, образы действительных ощущений. Первые составляют, так сказать, самую сущность, а вторые только тень ее.

После нас самих члены одного с нами семейства – лица, живущие вместе с нами, наши родители, наши дети, наши братья и сестры – представляют предмет нашей живейшей привязанности. На их благосостоянии или на их несчастье отражаются главным образом наши поступки: симпатия наша к этим лицам поэтому оказывается наиболее естественной. Мы знаем, до какой степени интересует их каждый предмет, вследствие чего и наша симпатия к ним отличается большей точностью и определенностью: она ближе всего подходит к тому, что мы чувствуем к самим себе.

Эта симпатия и основанные на ней чувства естественно оказываются сильнее у родителей по отношению к своим детям, чем у детей относительно своих родителей; любовь последних бывает обыкновенно сильнее, чем уважение и признательность вторых. Мы уже упоминали, что при естественном порядке вещей существование детей в первые годы их жизни находится в совершенной зависимости от заботливости родителей, между тем как существование родителей не зависит от попечения детей. В глазах природы ребенок дороже, чем старик, и он возбуждает к себе более живое и всеобщее участие. Так и должно быть: от ребенка можно ожидать многого или, по крайней мере, надеяться на будущее, между тем как на старика не приходится рассчитывать или чего-то ожидать от него. Бессилие ребенка смягчает самое суровое сердце, но только человеколюбивые и добродетельные люди не отворачиваются и отзываются на немощи старческого возраста. Смерть старика не вызывает большого сожаления, но смерть ребенка может разорвать чье угодно сердце.

Самая искренняя дружба встречается в возрасте, более всего доступном для этого чувства, и возникает почти всегда между братьями и сестрами: от согласия между ними, пока они находятся в родительском доме, зависит их собственное спокойствие и счастье. Само положение их обусловливает важное значение для них взаимной симпатии; а по мудрому предназначению природы те же условия, которые побуждают их жить в добром согласии между собой, обращают их симпатию в привычку и вследствие этого делают ее более живой и глубокой.