Теория выигрыша

Старая статья – направо. Про астрологов. Ева Браун в бункере спрашивает астрологов: буду ли я счастливой? Будешь. Статья ехидничает: так тебе и надо, дура ты стоеросовая… а я бы вот не смогла так, мимолетно думает Верка, в бункер, да еще за таким некрасивым мужчиной, и что она в нем нашла? Хотя любовь … Дуры – бабы… Верка вздыхает, ей теперь кажется, что Ева Браун – ее Лидия. Та тоже верила своему Артему, старику хитрожопому. Чем не Гитлер?

Лист без конверта – такой хрусткий, словно ему двести лет, правда, кто его знает, Калаутова, может он и двухсотлетние письма покупает? И почерк у этого двухсотлетнего – мама не горюй. Верка поразмышляла немного: двести лет назад – это какой год? Это при Наполеоне? Мир мало изменился, судя по письму. И письма по-прежнему начинаются одной и той же стандартной фразой: «Уважаемый Борис Антонович!».

Прочитала и рассмеялась, несмотря на плохое самочувствие, так что Калаутов недовольно завозился в своем кресле.

Борису Антоновичу не двести лет. Письмо моложе его, но поскольку Калаутов стар, то и письмо старое. Хорошо так размышлять ни о чем, о всякой чепухе – отвлекаешься от тошноты. И почерк плохой, ужасный почерк. Врач, наверное. Надо к врачу сходить, провериться…

Ну и почерк. Охота была глаза портить.

Она отложила письмо в сторону, полупустой последний лист засветил осенним светом. Подпись такая размашистая – Жухвицкий. И словно мало автору его сложной длинной фамилии, он еще ведет черточку от «и-краткого» далеко в сторону, и загибает ее, крутит из нее петли, городит ажурную решеточку на всю строку…

Да у меня на книжках была такая же подпись!

Верка задумалась.

Были же книжки, а в них тетрадка… Где книжки? Что-то я их давно не видела. И откуда у меня эти книжки? Потянула ниточку, пошла за клубочком все ниже и ниже по лесенке; вся жизнь – вот она, никуда не уходила, так и лежит на месте, лишь собрала этажи прожитого, как монголы собирают матрацы на постель.

Эти книжки у меня от Переверзина. Я нашла их в тот день, когда обнаружила дверь в стене. Да это не от хозяина ли тайной комнатки весточка? Как его зовут? Жухвицкий? Поляк?

Верка очень сильно сощурилась и вместе с письмом придвинулась к торшеру.

33

Настроение ужасное.

Мать в реанимации, телефон Владимира опять не отвечает. Никогда не бывает так плохо, чтобы не стало еще хуже.

На работе на нее косятся, а когда она пройдет, перешептываются.

Ей стыдно. Она прочитала статью в напечатанном виде и теперь видит, что нельзя так выворачиваться наизнанку. Теперь все знают, что ей тридцать семь и она неудачница. Лучше уж, как мать, придуриваться. Придумывать себе интересное прошлое, напяливать маску значимости.

Хотя бы на людях.

Ведь носили раньше корсеты? Это тоже было неудобно, зато казалось, что талия тонкая.

«Какого черта! – злобно думает она, стараясь не смотреть по сторонам. – Не хотите принимать меня такой, какая есть, катитесь к чертовой матери. Мне не нужна ваша любовь. Вы сегодня любите, а завтра растопчете. За одно и то же любите и ненавидите. У вас нет никаких правил – как и у бога. Более того, вы любите плохих. А с хорошими зачем церемониться? Они и так хорошие, мудаки. За одного раскаявшегося неправедного десять праведных дают? Чудесно! Вот это уважение по отношению к праведным! Да кто втемяшил в меня эти представления о том, что в мире все справедливо, а если не справедливо, то хотя бы поровну? Кого благодарить?»

Она уже не замечает, что бормочет вслух, она видит только изумленные взгляды соседей. Кое-кто даже высовывается из-за перегородки, чтобы полюбоваться на нее.

«…Прошло столько времени, а я по-прежнему одна. Каждую ночь. Только храпит старая мама в соседней комнате. А я не сплю и думаю, что и этого храпа скоро лишусь – если мама заболеет, мне придется прыгать с пятого этажа вниз головой. Вот так нам помогла теория выигрыша».

Ну что вылупились? У вас не так? У вас страховка от всех бед? Ну, молодцы. Ну, а я вот ставила на рулетку в надежде, что после черного должно выпасть красное, и проиграла. Да-да, с вами такого не случится. Идиоты! Работайте, давайте. Не отвлекайтесь».

«…Думаю, что надо предупредить остальных людей – не верьте Александру Мостовому. А главное, не верьте в его страшилки о том, что вы умрете, если расскажете. Я рассказываю об этих лекциях всем. На страницах газеты. Пусть все знают, что я не боюсь этого жулика. Я его презираю».

– Лидия, вас главный просит зайти.

Голос секретарши равнодушный. Она девушка современная. Клубная, дискотечная, она читать не умеет, с ней легко.

Пройти этот путь до двери, волоча шлейф шепота…

Она заходит в кабинет.

Главный сидит сбоку – на диване для посетителей. Пьет крепкий кофе, весь кабинет пропах. И сквозь пласты кофе – тонкая ядовитая змейка лучшего в мире аромата.

За столом главного сидит Владимир и улыбается, как ни в чем не бывало.

– Ку-ку! – говорит он. – Хорошая статья. Честная. В стиле Эдуарда Лимонова.

– Чур меня, – равнодушно говорит главный. – Еще не хватало.

И три раза плюет через левое плечо.

– А ты выйди-ка, – ласково говорит ему Владимир. – Прогуляйся пойди. Нам надо поговорить.