«Теория заговора». Историко-философский очерк

При обращении к историческому прошлому конкретных стран мы увидим, что «тайные общества» представляют собой достаточно распространённое явление, соотносимое с социально-политическими процессами, культурными, религиозными традициями тех или иных социумов. Так, в истории Китая «тайные общества» играют важную роль. Во II в. н.э. даосским проповедником Чжан Цзяо создаётся «Тапиндао» (Учение о пути великого равенства), сторонники которого создают «тайное общество». Несколько позже, в 402 г., возникает «Ляныпе» (Общество лотоса), преобразованное потом в «Байляньцзяо» (Секта Белого лотоса). Последнее «тайное общество», помимо решения этических, религиозных задач, активно участвует в политической жизни китайского общества. Именно оно возглавляет восстание в 1799-1804 гг. против засилья маньчжуров.

Как мы видим, китайские «тайные общества», даже относящиеся к религиозным, не замыкаются в эзотерической сфере, но достаточно реактивны по отношению к социальным процессам. Конспирологическое бытование подобных организаций не выступает как начало самодостаточное, их закрытость объясняется прежде всего конкретными социально-политическими условиями. Поэтому естественно, что сами общества обладают достаточно выраженным трансформационным потенциалом. «Неустойчивость и кратковременность существования характерны для большинства тайных обществ. Одни из них после непродолжительной деятельности сливались с соседними организациями, другие, подняв восстание, утрачивали черты конспиративной организации и превращались в открытые вооружённые отряды, к которым мог примкнуть каждый желающий, третьи раскрывались властями и подвергались разгрому»^{55}

.

Обозначенные особенности китайских «тайных обществ» нашли своё продолжение и в XX веке. Обострившаяся национальная борьба против засилья маньчжурской династии Цин, завершившаяся Синьхайской революцией, находила своё выражение и в возникновении новых многочисленных тайных союзов, получивших обобщающее наименование «хуэйдан». В основе их функционирования доминировали морально-этические принципы, актуализирующие определённые пласты традиционной китайской культуры. Так, значимым символом в подобных объединениях выступает образ Лян Шаньбао — героя известного романа «Речные заводи», защитника всех обездоленных. «Хуэйдан» в большей степени были ориентированы на решение конкретных социальных задач: «Тайные союзы представляли собой противостоящие официальным социальным и политическим структурам организации самозащиты и взаимопомощи различных слоев и групп китайского населения»^{56}

. Необходимость в подобных организациях естественно повышалась в ситуации нарастающей социально-политической энтропии, когда официальные государственные институты практически бездействовали.

Следует подчеркнуть, что «теория заговора» соотносится с широким спектром социально-политических явлений и может присутствовать опосредовано в иных социокультурных образованиях. Обратимся в качестве примера к такому феномену, как шпиономания. По внешним признакам шпиономания весьма напоминает «теорию заговора». К признакам конспирологического свойства относятся напряжённый поиск внутренних врагов, стремление к истолкованию незначительных обыденных деталей как доказательств подрывной, шпионской деятельности. В фундаментальном исследовании Луи де Ионга «Пятая колонна в Западной Европе» даны достаточно выразительные образцы шпиономании, всплески которой относятся к эпохам Первой и Второй мировых войн.

Так, в самом начале Первой мировой войны объектом шпионской истерии становится известная швейцарская фирма «Магги», которая, по мнению французских обывателей, служила прикрытием немецкой разведывательной сети. Идея о том, что обратные стороны рекламных щитов швейцарской компании используются в качестве «почтовых ящиков» германскими агентами оказалась настолько правдоподобной, что нашла своих сторонников и в Англии. «Сообщения из Франции о рекламных вывесках “Магги” привели к тому, что в Лондоне создали специальные группы людей, которые, захватив отвёртки, занялись просмотром обратной стороны всех рекламных плакатов»^{57}. Шпионов видели в бродячих музыкантах, официантах, парикмахерах, ювелирах, священниках, монахинях, то есть в представителях тех профессий и родов занятий, которые традиционно считаются безобидными или, по крайней мере, политически нейтральными.

Шпиономания, как и «теория заговора», не имеет национальных границ, проявляет себя в различных странах. Известный советский писатель Л. Пантелеев в своём дневнике военных лет описывает достаточно симптоматический случай, произошедший в Ленинграде в самом начале войны: «Когда вспыхнула настоящая шпиономания, я был очевидцем нескольких даже очень конфузных историй. А один раз, может быть, даже спас человеку жизнь. Огромная толпа тащила по Садовой во второе отделение милиции сильно пожилого человека в новенькой “с иголочки” форме. Мальчишки, помню, уверяли, что у него “околыш на два сантиметра больше, чем у наших”»^{58}.