«Теория заговора». Историко-философский очерк

Следует признать, что уровень методологического исследования «теории заговора», как в зарубежной, так и отечественной науке, до сих пор не обрёл должной высоты, несмотря на важность и актуальность рассматриваемой проблематики. Подавляющее число работ носит описательный, перечислительный характер, объясняемый, впрочем, особенностями предмета изучения. Широта и многообразие эмпирического материала чаще всего «закрывают» собой необходимость поиска того социокультурного основания, наличие которого и определяет самобытность «теории заговора». Об этом говорит современный французский учёный Л. Дарол: «В большинстве существующих исследований тайных обществ делались попытки дать определения этому уникальному явлению, и всё же до сих пор более или менее удовлетворительной формулировки не найдено. Это связано с великим разнообразием признаков, присущих различным секретным организациям; то, что является сутью одной, не подходит другим»^{17}

. Теоретическая неразработанность проблематики, связанной с «теорией заговора», приводит к тому, что конспирология становится объектом односторонне-оценочных или общих, зачастую выработанных походя, в контексте иных исследовательских проектов, определений. С этим связано и отсутствие соответствующего терминологического и понятийного базиса, без которого полноценный анализ «теории заговора» также представляется малопродуктивным. В рамках предлагаемого исследования данные трудности предполагается если и не решить полностью, то наметить основные пути и возможности их преодоления. Безусловно, для этого необходимо осмысление всего практического и теоретического материала, накопленного в данной области.

В начале нашей работы мы должны оговорить важный терминологический аспект. На протяжении всего исследования мы будем пользоваться двумя внутренне близкими понятиями: «теория заговора» и «конспирология». Как правило, сегодня между двумя данными понятиями не делается различий, и их употребляют в качестве абсолютных синонимов. Признавая несомненную близость конспирологии и «теории заговора», укажем на особенность их употребления в нашей работе. Понятие «конспирология» у нас смещается в сферу социально-онтологическую, связанную с формированием и функционированием общественного сознания. Поэтому зачастую мы будем пользоваться такими определениями как конспирологическое мышление и конспирологическое сознание. «Теория заговора» в обозначенном контексте выступает больше как операционная схема, содержащая и отражающая основные структурные компоненты изучаемого феномена. Подобное функциональное разделение, на наш взгляд, позволяет достичь некоторой методологической упорядоченности, не прибегая к усложнённому понятийному конструированию.

Конечно, к вопросам, так или иначе связанным с «теорией заговора» и конспирологическим сознанием, обращалось и обращается немалое количество исследователей. Среди зарубежных авторов можно выделить следующие имена: X. Арендт, С. Дудаков, Д. Б. Дэвис, У. Лакер, Д. Пайпс, Л. Поляков, Р. Хофштадтер, У. Эко, С. Ютен — к концептуальным разработкам и моделям которых в контексте нашей работы мы, безусловно, будем обращаться. Следует отметить, что западная гуманитарная наука накопила достаточный материал по проблеме «теории заговора», хотя и здесь существует ряд серьёзных трудностей. Во-первых, основной корпус работ носит описательно-эмпирический характер, отражающий широкий спектр вариантов «теории заговора», отдельных авторских конспирологических построений. Но закономерным результатом изобилия фактического материала является методологическая ущербность в изучении «теории заговора». Сошлёмся в качестве яркого примера на мнение Дж. Энтина, полагающего, что роман У. Эко «Маятник Фуко» может стать адекватным инструментарием в изучении конспирологии^{18}. При всей фактической насыщенности, книга Эко, конечно, прежде всего, художественное произведение, со всеми специфическими чертами, присущими литературному тексту. Во-вторых, имеющийся методологический базис у названных авторов практически полностью построен на использовании неофрейдистского подхода в толковании генезиса «теории заговора», её основных содержательных и структурных моментов. Поэтому использование иностранных источников, на наш взгляд, имеет свои естественные ограничения и трудности.