Отметим, что капитализм как система экономических отношений требует благоприятной социально-политической среды, вне которой его развитие затруднено. Подобной средой становятся национально-демократические установки и практики, в первую очередь — механизм выборов. Современный исследователь замечает по этому поводу: «Какими бы иными качествами ни обладала идея нации, элемент гражданственности, всеобщего волеизъявления и массового участия в делах государства присутствовал в ней всегда»{305}
. Использование данных компонентов как мощнейшего агитационного и политического оружия позволило завершить процесс идеологического противостояния со сторонниками «старого порядка», которые вынуждены были капитулировать, оказавшись в явном меньшинстве. Но в дальнейшем демократические практики раскрывают и свою потенциальную уязвимость, которая, постепенно нарастая, в итоге становится уже зримым социальным фактором. Как замечает Ж. Бодрийяр: «Вступив в игру масс-медиа и социологических опросов, то есть в сферу интегральной схемы “вопрос/ответ”, все факты политики утрачивают свою специфику. Выборная демократия — безусловно, первый социальный институт, где обмен оказывается сведён к получению ответа»{306}. Внешне эффективная, воспринимаемая как технически адекватная, демократическая система содержит в себе глубокое внутреннее противоречие, анализ которого раскрывает ещё один аспект конспирологического «бума» на протяжении всего XX века. В своей основе демократическая процедура, помимо иных, несомненно важных значений, была призвана оптимизировать процедуру социальных интенций. Субъект — производитель социального мнения, должен был обладать механизмом транслирования своего собственного мнения, без создания которого демократия невозможна как институт. Понимая значимость разработки и «запуска» подобного механизма, классики либерализма, ещё на заре Нового времени, выводят эту проблему на одно из первых мест в своих теоретических разработках.Парадоксально, но абсолютистский тип правления лучше соответствует индивидуальным потребностям и интересам. В совещательных мероприятиях прежнего времени участвовали люди, которые ясно понимали цели и задачи своей работы. Дифференциация сословная и имущественная давала преимущество именно в дифференцированном подходе к решению той или иной проблемы, которая, утрачивая абстрактность, становилась ясной конкретному субъекту. В теоретическом, номинальном аспекте индивид демократического общества получает куда более широкие и важные для него права. Но реальностью становится тот факт, что принцип массовой компетентности оборачивается реальным отчуждением субъекта от принятия политико-социальных решений. Феномен профессионального политика, иллюзорно аккумулирующего желания и интенции избирателей, которые зачастую антагонистичны по отношению друг к другу, приводит к утрате «прозрачности» политических процессов для большинства избирателей. Если выразить нашу мысль в несколько «огрублённом» виде, то вышеназванную проблему можно свести к следующей формуле: демократия, требуя участия большинства в демократических процедурах, в конечном счёте отсекает большинство от реального управления, так как для управления необходимо квалифицированное меньшинство. Современный французский исследователь замечает по этому поводу: «Действительно, принцип демократического участия в управлении строится на предположении о всеобщей компетенции, которое, как и тезис о спонтанном формировании коллективной воли, является фикцией»{307}
.Другая не менее важная проблема, относящаяся к современной «теории заговора», заключается в следующем. Структурно, несмотря на уже отмеченное отчуждение субъекта от политической практики, решение социально-политических вопросов становится более прозрачным. В наши дни, как ни в какое другое время, политическое действие приближено к каждому человеку, то есть должно в идеале сопрягаться с массовым сознанием. Политические действия (выборы различных уровней, декларации партий) всё более приобретают признаки полуразвлекательных мероприятий. В политических лозунгах, предвыборных кампаниях, в публичных выступлениях большинства политиков намеренно используется самая упрощённая лексика, доступная практически любому члену общества. Росту подобных настроений способствует и отношение к избирателям со стороны современных партий. Для них избиратель, прежде всего, есть отражение определённых социальных групп, интересы которых формируются априорно, в результате некоторой социологической выборки: начиная с семейных традиций, места жительства и заканчивая сексуальной ориентацией. Апеллирование к избирателю обходится уже без деклараций идеологического или, собственно, политического характера.