Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

«Так, – подумал я, – если я так и буду дальше смотреть на этот двор, то я совсем расстроюсь. Депрессивный он, этот двор, какой-то. Не надо так много на него смотреть!».

Я отвернулся от окна и посмотрел на шкафы.

Да, именно на шкафы, ибо в мишиной гостиной стояло пять шкафов.

С одним из них я вас уже познакомил. Скажем теперь пару слов об оставшихся четырёх.

Аккуратно выстроившись вдоль стены, напротив мягкого бежевого дивана стояли четыре высоких шкафа.

Тот из них, что стоял к окну ближе других, весь был забит книгами.

Следующий за ним шкаф также был заставлен старенькими фолиантами. Самая нижняя из всех его полок была заметно глубже и выше, чем все верхние.

Всё пространство этой полки занимал относительно небольшой плоский телевизор. Его изящный, чёрный как смоль и гладкий как кожа младенца корпус переливался в золотом свете старенькой люстры распадавшимся на множество оттенков благородным антрацитным блеском.

За украшенным телевизором шкафом стоял старый, но от этого ничуть не терявший в своих достоинствах советский сервант. Он весь так и переливался имитировавшими натуральную древесину лакированными панелями из ДСП.

Стеклянные дверцы были вымыты до полной прозрачности.

Казалось, в серванте и вовсе никаких стёкол не было, и только воздух свободно гулял между полками.

На самом деле, конечно, стёкла в серванте были. Сквозь них проглядывали причудливые нагромождения фарфоровой, фаянсовой, хрустальной и даже серебряной посуды.

Последний из этих четырёх шкафов был платяным. Про него я не смог бы сказать ничего особенного.

Обычный грубо сколоченный из ДСП шифоньер. Куплен он был, скорее всего, даже не в «Икее», а на каком-нибудь строительном рынке.

Как и все остальные шкафы в этом ряду, этот старательно и неумело прикидывался, что произведен из настоящего тёмного дерева какой-то очень благородной на вид текстуры.

Я вплотную подошёл к заваленному одними книгами шкафу. Это был тот самый шкаф, что ближе всех прочих стоял к окну.

Внимательно и с большим интересом я начал изучать содержимое его полок.

«Так, посмотрим, что там этот Миша на досуге читает!» – думал я, нетерпеливо потирая руки от удовольствия.

Я взял в руки первую попавшуюся мне книгу. Это был «Ребёнок Розмари» Айры Левина. Издание 1993 года.

Я немного повертел книгу в руках.

Я внимательно разглядывал небольшой фолиант. Разглядывал так, будто хотел купить его или украсть.

На самом деле ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я не хотел покупать этот том. Не хотел я также его и красть. Мне просто нравилось разглядывать старую книгу. Это доставляло мне удовольствие. От него мои ладони намокали, а пальцы начинали дрожать. Сердце колотилось быстрее обычного.

Я знаю, что это удовольствие недоступно большинству моих современников.

Надеюсь, никто на это моё утверждение не обидится.

Увы, но в наше циничное время даже среди образованных людей отыщется не такое большое количество тех, кто способен испытывать удовольствие от общения со старинной книгой.

Я раскрыл книгу. Перелистал несколько страниц. Начал было читать, но тут же бросил это занятие.

Я захлопнул книгу и поставил её на место.

«Да, интересные книги читает Миша…» – внезапно подумалось мне.

Рассмотреть как следует остальные книги мишиной библиотеки я не успел. Но кое-что мне увидеть всё-таки удалось.

Пусть бегло, лишь в общих чертах, но я всё же успел разглядеть, из каких фолиантов состояла мишина библиотека.

На полках шкафа стояли напечатанные на тонкой серой бумаге дешёвые книжки в плохоньких, изрядно помятых, потрёпанных временем кричаще-безвкусных обложках.

Такие вот потрёпанные бульварные книжки всегда неодолимо тянули меня к себе.

Не знаю, почему. Просто тянули, и всё тут.

Тянут они меня к себе и сейчас.

Сколько себя помню, такие книжечки мне безумно нравились. Только увижу такую книгу, – сразу хочется её взять, повертеть в руках. Затем раскрыть, услышать тихий, едва слышный глухой треск корешка, вдохнуть запах пожелтевшей от времени газетной бумаги и начать читать. И прочитать всё от корки до корки, ни на секунду не останавливаясь.

Эти книжки очаровывали меня так же, как и руины брошенных нерадивыми хозяевами старых советских зданий.

Казалось, от этих книг, так же, как и от заросших крапивой и бурьяном груд битого кирпича, – исходил совершенно непередаваемый, опьяняющий своей приторной сладостью густой запах тлена.

Казалось, эти потрёпанные бульварные книжки были наделены каким-то особым нездоровым обаянием.

Они тянули меня к себя. Тянули неодолимо.

Я не мог противиться им. Да и не хотел.

Итак, упиваясь одним только их видом, я разглядывал выстроившиеся перед моими глазами точно солдаты на парад книги.

На полках было собрано всё, что нужно.