Теплая Птица

А то ты не видишь: у окна, так, чтобы было видно с улицы, подвешены за руки к потолку два освежеванных человеческих тела. Именно освежеванных, – я никогда не видел, чтобы с человека так аккуратно была снята кожа.

Перламутровые узлы мышц и сухожилий утопают в багровом, сочащемся кровью, мясе. Кровь капля за каплей стекает на пол, срываясь с кончиков пальцев на посинелых ступнях.

Я посмотрел на свои ботинки – на полу лужа крови.

– Ни х… себе питеры работают, – нервно проговорил Якши, целясь из автомата в одно из тел. – Никогда не видел, чтоб так диких зачищали.

Диких?

Я приблизился к трупам, и дулом автомата ткнул пониже ягодицы ближайшее тело – твердое, точно камень. Оно покачнулось; веревка, стягивающая руки, скрипнула. Я ткнул сильнее, и тело, нелепо махнув безжизненными ногами, повернулось так, что стало видно лицо убитого. Кто-то у меня за спиной вскрикнул. Я поскользнулся на скользком полу и стал валиться назад, но сильные руки поддержали меня.

Изуродованное – срезанный начисто нос, разорванные щеки – лицо Машеньки смотрело на нас багровой беспомощностью пустых глазниц. Живот бывшего начальника продвагона вспорот, все внутренности куда-то исчезли, на месте гениталий – две белые веревочки.

Богдан разразился длинным ругательством. У кого-то из стрелков началась рвота.

Осторожно ступая по залитому кровью полу, Белка подошел ко второму трупу, приглушенным голосом сообщил:

– Это Самир, конунг, – помолчав, добавил. – Кажется.

Итак, дезертиры найдены. Череп устранен. Недалеко эти двое ушли… Я мог бы радоваться, если б не пустота в груди. И эту пустоту быстро заполняло другое чувство.

Зверское убийство стрелков моего отряда, доверенных Лорд – мэром мне, их конунгу, в подчинение, не могло вызвать ничего, кроме ярости по отношению к тому, кто это сделал. Я несу ответственность за моих людей, хотя бы перед своей совестью, и только мне решать, когда и какое они понесут наказание. Вернее, мне, вооруженному Уставом Наказаний Армии Московской резервации.

– Гнида!

Надрывный крик, отразившись от стен, вылетел из кабинета и, угасая, помчался по коридорам школы. Прямо передо мной возник Джон, – на виднеющемся из – под шлема лбу – испарина, безумные глаза с расширившимися до предела зрачками и красными белками, точно когтями впились мне в лицо:

– Куда ты привел нас, гнида?

– Джон! – крикнул Белка.

Но стрелок уже размахнулся и его кулак, описав дугу, угодил мне в висок. В голове точно взорвалась граната; я поскользнулся и, стукнувшись обо что-то твердое, упал на спину, прямо в кровавое месиво на полу. Труп Самира, покачнувшись, сорвался с веревки и придавил мне ноги.

– Что ты делаешь, ублюдок?! – в чудовищном реве трудно было распознать всегда ровный голос Белки.

Он и еще несколько стрелков скрутили Джона, кто-то вдавил в его лоб дуло автомата.

– Стреляй, гад, – бабьим голосом завизжал Джон.– Все равно всех тут перемочат!

– Отставить, – превозмогая боль, крикнул я.

Оттолкнув кинувшегося на помощь Киряка, выкарабкался из-под мертвеца.

– Отпустите Джона, – приказал я, левой рукой потирая висок.

– Но конунг, по Уставу…, – начал было Белка.

– Отпустить!

Хватит с меня уставов, инструкций и советов, – пусть ими пользуются те, кто их придумал.

– Заберите у него оружие и патроны, – бросил я, подобрав слетевший с плеча автомат. Дьявол! Приклад весь в крови.

– Киряк, Сергей, сожгите это, – я кивнул на трупы, – Через двадцать минут выступаем.

Но двадцати минут у нас не было.

Поначалу мне показалось, что автоматные очереди раздались в отдалении, в Нулевом районе или еще дальше; но посыпавшаяся с потолка штукатурка подсказала: стреляют снизу, прямо со школьного двора.

– Питеры, – охнул Киряк, отступая в коридор. За ним последовали еще несколько стрелков.

«Западня», – вспыхнуло у меня в мозгу и тут же погасло.

Нужно действовать.

Я метнулся к окну, за подвешенное тело. Звук пуль, врезавшихся в одеревенелое мясо, напомнил частый дождь.

За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули тени; выпустив автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.

– Конунг, надо сваливать! – крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски, и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.

Белка прав.

Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на четвереньках отполз от окна.

Отряд ждал в коридоре. Я не увидел лиц своих людей, стрелки точно превратились в безликие фигуры, которые я обязан сохранить. Потные тела, оружие в руках, горячее дыхание, но лиц нет.

– Конунг, что нам делать? – выдохнул Киряк.

Я увидел лицо бойца – обыкновенно красное, а в это мгновение – белее снега. Стрелки моего отряда настороженно смотрели на меня. Снаружи доносилась пальба.

Внезапно все стихло, неотвязная, липкая тишина спеленала нас, точно муху паук. Мне показалось, что я слышу биение собственного сердца и неровный хор двадцати шести сердец доверенных мне бойцов. Когда тишина стала непереносимой, когда пот, струящийся вдоль позвоночника, стал ледяным, с улицы донеслось:

– Эй, конунг, или кто там у вас главный?