Алексей чисто теоретически надеялся ещё как-то изловчиться и съездить в притягательную для многих Юрмалу, где никогда не был. Просто поглядеть на известное всем местечко, но до окончания командировки осталось совсем мало времени. Да и не сезон, чтобы на пляже, растянувшемся на двадцать пять километров, красоваться в зимней одежде. И перед кем красоваться? Там теперь, на ветру и холоде, наверняка, ни одного нормального человека не встретить!
– Всё, Иварс! Возвращаемся в наш временный, но тёплый дом! Интереснейшая бабуся, скажу я тебе, мне у памятника этой странной Свободе встретилась… Прямо-таки экскурсию мне устроила! Про Милду многое рассказала! Она удивительно умно и убежденно пропагандировала мне свою Латвию. Я даже пожалел слегка, что не родился латышом!
– Ничего, товарищ капитан! Русским тоже есть чем гордиться! – серьезно заключил Иварс.
– Ну, Ладиньш, ты силён своими выводами! – Алексей впервые назвал водителя по фамилии, и тот, видимо, догадался, почему так вышло. Не только догадался, но и не смолчал:
– Никому из малых народов, в том числе, и нам, латышам, не нравится, когда русские называют себя великим народом. Во-первых, это невежливо по отношению к малым народам! Во-вторых, в этом есть доля чего-то неприличного… Ну, не знаю, как сказать! Будто мы неполноценные, если тоже не смогли стать великими… Что обо мне подумали бы люди, если я стал бы себя называть великим? Так и с народом всяким получается… Не скромно это, мне кажется… Великие дела заявляют о себе сами и без громких слов! О величии говорить ни к чему – оно итак всем заметно!
«Ничего себе! – удивился Алексей. – Ещё один латышский агитатор на мою голову! Похоже, он не слишком меня уважает, если такое себе позволил. Пожалуй, за эту поездку я чересчур его к себе приблизил… Может, хватит с ним миндальничать? Пусть на своём шестке посидит!»
Алексей явственно почувствовал неудовлетворенность разговором, которая – и он не хотел себе в этом признаться, – оказалась проявлением обыкновенной обиды на собеседника, его переигравшего. Казалось бы, ни возраст, ни уровень образования Алексея, ни жизненный опыт и, тем более, воинское звание, не допускали такого финала. Но факт оказался, как говорят, налицо. Именно это особенно огорчило Алексея. Он почувствовал себя проигравшим.
И тогда Алексей неожиданно догадался, что в распоряжении Иварса имеется козырный аргумент, который Алексей и многие русские привычно для себя игнорируют, приученные к этому с детства. Этот аргумент называется шовинизм!
Алексея задело именно это. Неужели весь русский народ незаметно для себя грешит шовинизмом в отношении своих «младших братьев»?
«Разумеется! – признался себе Алексей. – Ещё как грешит! Где угодно, если возникает совместное проживание, всякие киргизы, туркмены и прочие узбеки легко осваивают русский язык, а вот наоборот – не бывает никогда! Русские интуитивно пренебрегают изучением языка своих «младших братьев»! Разве это не шовинизм? Но не признаваться же мне в нём? Не извиняться же за весь русский народ! Да он этого и не понимает. Лишь униженные понимают унижающее их отношение! Но в том их и козырь, продемонстрированный Иварсом. Они – понимают! А мы – нет!»
В разговоре с Иварсом Алексей решил промолчать.
И ему почему-то вспомнился давний случай. Алексей служил курсантом, когда начальник курса поручил ему оформить стенд в Ленинской комнате странным, по мнению Алексея, лозунгом: «Коммунизм – наша цель!» Алексей сразу обратил внимание Петра Пантелеевича на двусмысленность этих слов. Двусмысленность заключалась именно в специфической деятельности артиллеристов-ракетчиков. Они свои цели обязательно обстреливают и поражают! Читать ракетчикам, будто целью стал коммунизм, было весьма странно! На это начальник курса, уважаемый Алексеем как отец родной, сказал примерно так: «Зотов! Я уверен в чистоте твоих помыслов, потому прошу запомнить на всю жизнь – подчас гораздо лучше показаться дураком, нежели умным! Скажешь не к месту умное слово, а оно и выстрелит тебе во вред! Лучше помолчи! Начальник политотдела приказал – пусть он за свои слова и отвечает! А то ведь нам с тобой придётся за него отвечать! А в жизни, парень, часто приходится отвечать за вину других, недосягаемых! Ответить-то можно, но разве это улучшит наш мир? Крепко запомни это!»
Перед самими воротами базы Алексей всё-таки заговорил с Иварсом:
– Машину на наше место загони! Да не забудь воду до капельки слить, чтобы в краниках не замёрзла! Вещички свои, кроме стульчика, я с собой в казарму заберу, чтобы никого не соблазнять… А потом отдыхай! Всё-таки три с половиной сотни впереди! В сложных дорожных и погодных условиях! И сегодня отдыхай, и завтра. Я бы вас в культпоход по Риге сводил, но в такой мороз вряд ли это вас обрадует! Так ведь? Поедем домой в понедельник утром. Когда нам отдадут все документы и оружие. Передай это всем ребятам. Я со старшим лейтенантом Величко после того, как позавтракаете, за вами зайду. Вместе в автопарк пройдём… Иначе ведь не пропустят! Вопросы есть?