Теплые штаны для вашей мами (сборник)

Встречала я самых разных людей. У каждого по-своему устроена душа. Да и для ностальгии тоже ведь почва нужна. Как бывший ленинградец может тосковать по своему городу – я понимаю. Как он может стремиться совсем его забыть – тоже понимаю. Видала и уроженцев Йошкар-Олы, которые уезжали из Иерусалима назад, в свой блистательный город, не в силах справиться с тоской. Встречала и москвичей из Большого Гнездниковского, выросших у подножия памятника Пушкину, которые ступали на землю какой-нибудь Петах-Тиквы так, словно там родились… Всякое я повидала, чтобы не делать выводов… Вот говорят: чужая душа – потемки. Я не люблю этой поговорки. Почему же непременно – потемки? Вокруг огромное множество вполне светлых чужих душ. Просто каждый слышит свою музыку, свою тональность; не всегда в иную попадешь.

– Кстати, о музыке. Когда-то писательство было для Вас занятием «нелегальным»: родители видели Вас только музыкантом, а в итоге роман с литературой превратился в многолетний «законный брак». Но даже в самом счастливом супружестве бывает всякое – не возникало ощущения усталости, желания сделать паузу, сменить сферу деятельности, вернуться в ту же музыку?

– Нет уж, музыка – строгая и ревнивая госпожа, предательства не прощает. Вернуться к ней невозможно – она, как и литература, требует всей твоей судьбы целиком, от рождения до смерти. Что касается усталости – конечно, особенно в конце дня. В конце книги. В конце вереницы книг… Но начинается утро, меня будит холодный собачий нос, я нащупываю ногами тапочки и плетусь включать компьютер. Зачем? Ведь сразу после этого я одеваюсь, беру поводок и иду гулять со своим псом. Зачем, спрашивает муж, тебе надо, чтобы в эти полчаса уже работал компьютер? А я не знаю, ей-богу, не знаю… Просто мне надо, чтобы меня уже ждал «разогретый станок».

– Мне кажется, что в Вашей прозе спрятаны, рассыпаны музыкальные коды, музыкальные секреты: она ритмична, как всякая правильная, разумная музыка, музыкой в ней многое определено. Для Венеции выбран хрустальный, сверкающий Вивальди (а он и есть Венеция, в венецианской воде – его лучи), для Испании – гортанные «канте хондо», старинные баллады. Так ли это? Чем Вы определяете место и значение присутствия музыки в Ваших книгах?

– Как – чем определяю? Хорошенькое дело! Моим высшим музыкальным образованием, худо-бедно. Все же семнадцать лет я горбила на этих галерах… Это, как ни крутите, приличный срок «отсидки».

Кроме того, я твердо убеждена во взаимозависимости и взаимопроникновении всех искусств. Вариативность тем в моих вещах – абсолютно продуманный стилистический ход, заимствованный из музыкальных форм. У меня есть вещи, написанные в форме фуги, в форме рондо; есть баллады, есть роман-сюита. Дело в том, что в основе архитектоники любого произведения любого искусства заложены одни и те же принципы.

– В Вашем доме есть место фортепиано?

– Нет, конечно. Достаточно мне скелета в шкафу.

– Какую музыку Вы можете слушать без боли?

– Удар под дых. Никакую. При первых же аккордах: мучение, и пытка, и мгновенная, странная мысль о пропащей жизни.

– Вы не считаете, что нужно нелюбимое превратить в любимое, как учат психологи?

– Начнем с того, что я не люблю психологов. Считаю, что любой умный и тонкий человек сам себе отличный психолог и способен разобраться в своих отношениях с миром, с близкими и неблизкими без посредников. И я не понимаю, почему нужно противодействовать каким-то своим предпочтениям. Не понимаю, почему неудачу нужно превращать в победу. На неудаче человек учится, и в этом смысле она иногда полезнее победы.

С музыкой у меня отношения сложные, интимные, благодатные для драматических развязок… – на страницах книг, само собой.

Лишь недавно, спустя много лет, я стала опять ходить на концерты. Меня тащит дочь, страшная меломанка. Но по-прежнему первый удар музыки, первые несколько тактов вызывают у меня сжатие сердечной мышцы, слезы на глазах. Это искусство, которое действует на меня как пощечина. Любые первые такты Баха, Генделя, Моцарта приводят меня в страшное смятение, а я тот полководец, который любит военные ряды вести по своему плану.