Возможно, рассуждая об этом ребенке, я сейчас всего лишь занимаюсь лихорадочными поисками хоть какого-то смысла своей гибели, которая предстоит мне через несколько минут. А также смысла гибели моей семьи. Но зачем он мне – этот смысл? Если в гибели семьи обнаружится вдруг смысл, уменьшит ли это мою боль?
Почему мне так трудно предположить, что гибель моей семьи была бессмысленной? Почему так трудно предположить, что она не принесла ничего ни случайному ребенку за стеной, ни еврейству, ни немецкой нации, ни человечеству? Просто предположить – вне зависимости от того, как есть на самом деле.
Почему мне так трудно предположить, что я оказался плохим отцом и плохим мужем? Разве я не имею права быть несовершенным? Разве виноват я в этом? Разве кто-то учил меня быть отцом и мужем в обстоятельствах, которые никогда раньше не случались на нашей планете?
Да, я слишком азартно погрузился в свою профессию, слишком увлекся помощью другим людям в их попытках понять самих себя, мне это было очень интересно, мой мир сузился до размеров кабинета, я отгородился от мира своей дверью, проворонил опасности; это было по-детски безответственно и в конечном счете погубило нас всех.
Да, я совершенно по-детски уцепился за темно-зеленую коробочку, переложив на нее ответственность за свою жизнь. Я заплатил за это своей жизнью, а еще жизнями дорогих мне людей. Но что я могу теперь сделать? Ничего. Только рассказать об этом вам. Во всех подробностях. Я постарался сделать это честно. Спасибо, что выслушали меня.
Не знаю, что пожелать вам на прощание… Не бросайте своих детей. Ни в лесу, ни в ночной спальне, ни в цирке… Привяжите их к себе веревочкой. Не оставляйте их наедине с реальным миром. Реальный мир – это не для детей. Это для нас, взрослых. Да и то не для всех.
С наилучшими пожеланиями,
ваш непутевый Иоахим Циммерманн.