Тернистым путем

– Пусть твои как хотят устраивают свое бегство; для тебя здесь не существует убежища, достаточно скрытого. Поэтому воспользуйся кораблем, ожидающим тебя. Немедленно иди с Аргутисом к госпоже Веренике. Я не могу сопровождать тебя, мое дело состоит теперь в том, чтобы занять на несколько следующих часов врача, со стороны которого тебе грозит величайшая опасность. Он согласился последовать за мною через озеро в наш сад. Я обещал ему устроить там великолепное, настоящее александрийское пиршество, а ты знаешь, что Полибий охотно воспользуется случаем принять в нем участие. Следует также найти золотое средство, чтобы обуздать его язык; беда тебе, если Каракалла преждевременно узнает, что ты невеста другого, и горе тогда твоему жениху. После захода солнца, когда все отправятся отсюда в цирк, я позабочусь о безопасном убежище для Диодора. Прощай, дитя, и да защитит тебя Отец Небесный!

При этом он в виде благословения положил правую руку на голову девушки, а Мелисса воскликнула, ломая руки:

– Так пусти же меня хоть еще раз к нему! Как могу я отправиться вдаль без привета, без слова прощания и примирения?

Но Андреас прервал ее:

– Тебе не следует этого делать! Тут дело идет о жизни как его, так и твоей. Мое дело – позаботиться о нем; а твое бегство устроит супруга Селевка.

– И ты убедишь его, – настаивала Мелисса, крепко цепляясь за его руку, – верить в меня?

– Попытаюсь, – глухо ответил отпущенник; Мелисса выпустила его руку, так как со стороны лестницы, около которой они стояли, раздались громкие мужские голоса.

Герон и Александр возвращались от цезаря.

Христианин немедленно отправился к ним навстречу и отпустил храмового служителя, их сопровождавшего.

Мелисса бросилась в полутемном коридоре со слезами на грудь отца; он с любовью погладил ее волосы, расцеловал так нежно, как никогда прежде, ее лоб и глаза и весело шепнул ей:

– Осуши свои слезы, мое сокровище. Ты отлично держала себя, и теперь придет вознаграждение. За страхом и гореванием наступит счастье и могущество и все земные радости. Я еще не сообщал даже и Александру о том, что обещает сделать всех нас счастливыми, так как понимаю свои обязанности.

Затем он возвысил голос и спросил отпущенника:

– Если нам сказали правду, то мы найдем сына Полибия в одной из ближайших здешних комнат?

– Совершенно верно, – серьезно ответил отпущенник и объяснил Герону, что он теперь не может увидеться с Диодором, так как ему следует, не теряя времени, вместе с сыном и дочерью отплыть на корабле Вереники. Нельзя терять ни минуты. Дорогой Мелисса все расскажет ему.

– Это было бы очень кстати! – сказал Герон с ироническим смехом. – У нас времени достаточно, а то великое, что предстоит нам, пусть идет по прямому и настоящему пути. Ты видишь, что первый мой выход был сюда; я ведь сговорил Диодора со своею дочерью, и, прежде чем отдам ее другому, я желаю сообщить ему об этом.

– О отец! – воскликнула Мелисса, едва владея своим голосом.

Но Герон не обратил внимания на ее восклицание и спокойно продолжал:

– Диодор был бы для меня желанным зятем. Это я объявлю ему. Но когда император, властитель целого мира, снисходит до того, чтобы просить меня, человека простого, отдать ему мою дочь, то тут прекращаются всякие другие соображения. Диодор благоразумен, и он, наверное, поймет это. Ведь всем известно, каким образом цезарь обращается с теми, которые стоят на его дороге; а я желаю всего хорошего сыну Полибия и потому даже не открыл цезарю того, что когда-то соединяло тебя, дитя, с этим достойным юношей.

Отпущенник никогда не пользовался симпатиями Герона. Твердая манера этого человека всегда шла наперекор его ворчливому, капризному обращению, и поэтому ему доставляло большое удовлетворение заставить отпущенника почувствовать свое превосходство и похвастать перед ним тем воображаемым счастьем, которое предстояло его дому.

Но Андреас уже знал от придворного врача, что император сообщил послам своей матери о намерении жениться во второй раз, и именно на жительнице Александрии, дочери художника македонского происхождения. Тут дело могло идти только об одной Мелиссе, и это-то известие и побудило его так энергично настаивать на бегстве девушки.

Бледная, не в состоянии произнести ни одного слова, стояла Мелисса против отца; отпущенник схватил ее руку, бросил на Герона укоризненный взгляд и спокойно спросил его:

– И неужели у тебя действительно достанет мужества соединить судьбу этого милого ребенка с судьбою разбойника, забрызганного кровью?

– Достанет, – твердым тоном проговорил Герон, освобождая руку дочери из руки Андреаса.

Тогда последний с весьма выразительным пожатием плеч обратился спиною к художнику, а Мелисса бросилась вслед за ним, крепко уцепилась за него и воскликнула, обращаясь то к нему, то к отцу:

– Я сговорена с Диодором и крепко держусь за свою и его любовь; скажи ты ему это, Андреас! Что бы ни случилось, я буду принадлежать ему, только ему одному… Император…

– Не произноси никаких заклятий! – с гневом перебил ее Герон. – Клянусь великим Сераписом…