Терновый Король

За этим последовал еще один удар ногой, но на этот раз Уильям сумел схватить ее и резануть по икре кинжалом. Взвизгнув от неожиданной боли, Роберт упал коленом на грудь брата. Тот издал душераздирающий вопль и, сделав над собой невероятное усилие, приподнялся и вонзил нож в сердце Роберта.

Кинжал вошел в тело по самую рукоять.

Роберт изо всех сил толкнул брата, и Уильям потерял ощущение собственного веса, потому что на какой-то миг оказался в воздухе. Он еще царапал по скалам ногтями, пытаясь удержаться, и даже на миг умудрился нащупать какой-то уступ… но зацепиться за него не смог – руки были слишком слабы.

Приземлившись на острые скалы, Уильям не почувствовал никакой боли. Брызги моря, смешанные с соленой кровью, окропили ему лицо.

В этот миг он вспомнил о Мюриель.

В глубине его сознания уже звучала траурная песнь тех, кто с нетерпением ожидал прихода короля в загробный мир. Утешало его только то, что он разделался с Робертом. Уильям закрыл глаза, и ветер тотчас стих. На заднем плане его внутреннего взора внезапно появился образ – такие обычно встречаются только в театре теней. По форме он отдаленно напоминал высокого мужчину, на голове которого росли оленьи рога. Тот сделал странный жест руками, и на одной из его ладоней Уильям увидел превращенный в руины Эслен, а на другой – сожженное дотла и разрушенное сердце Кротении. В глазах этого странного человекоподобного существа, словно в освещенном огнем зеркале, отражалась война. Вместе с тем где-то вдалеке звучал пронзительный рев рога.

Увенчанная рогами фигура начала расти. Вскоре она уже напоминала не столько человека, сколько лес. Ее рога беспрестанно множились, превращаясь в новые ветви, а тело делилось на темные сучья и тернистую ползучую лозу, Вместе со всеми этими метаморфозами из уст мрачного чудища сорвалось единственное слово.

«Энни».

С этим именем душа навечно покинула тело короля. Так закончил свое правление император Кротении Уильям Второй.

Роберт жадно глотал ртом воздух, вперив неподвижный безумный взор в рукоять кинжала, которая торчала у него из груди. До чего же глупо все вышло!

– Ты выиграл, Уилм, – пробормотал он. – Браво, будь ты трижды проклят!

Хотя было не слишком подходящее время испытывать гордость за своего брата, как ни странно, именно это чувство овладело Робертом в последний миг его жизни.

– Мой принц! – он услышал издалека голос капитана ночного дозора, но был уже не в силах пошевелить даже глазами.

Его взор был по-прежнему устремлен на рукоятку ножа, которая на фоне моря казалась принцу огромной башней. Где-то вдалеке он услышал безумные звуки труб, и в этот миг небо упало на него, закрыв собой весь мир.

6. Канун Фьюссенала

Энни, Остра и Серевкис прогуливались по садам графини Орчавии. Над землей уже сгустились сумерки, и замок к этому времени наполнился всеми ароматами праздника. Слышались смех и музыка. Цветы необыкновенной формы и окраски источали божественное благоухание. Повсюду царило веселье.

Не разделяла его только Энни. Сама не зная почему, она чувствовала себя не в своей тарелке.

Отчасти тому способствовало чужое зеленое платье, которое ей было слишком тесно и выглядело столь кричащим, что ей становилось не по себе. Но основная причина душевного дискомфорта заключалась в чем-то ином, о чем Энни даже не подозревала, пока Остра не поделилась с ней одним своим наблюдением.

– Мне это очень напоминает день рождения Элсени, – сказала она. – В особенности эти цветы.

– Так это же оно и есть, – тихо проговорила Энни.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, ничего.

Тем не менее она была права. Это был праздник святой Фессы, или, как ее величали в этих краях, госпожи Фьюссы, покровительницы цветов и плодородия. Согласно обычаю, в первые дни осени, когда Фьюсса отправлялась в долгую спячку, было принято желать ей всякого благополучия и просить, чтобы она возвратилась следующей весной. Поэтому на дне рождения Элсени всегда было много цветов, которые к весне высыхали, в большинстве своем сохраняя былую окраску.

Заметив внутреннее беспокойство подруги, Остра решила сделать пробный выстрел.

– Мне думается, что все это очень напоминает то, как празднуют у нас, – осторожно произнесла она. – Но в Эслене это не столь внушительно…

– Наверное, – рассеянно ответила Энни, не заботясь о том, что может попасться на крючок.

Она еще не рассказывала Остре о своих видениях. И была не уверена, стоит ли это делать. Однако Энни никогда не имела от подруги секретов. И поскольку давно следовала этому правилу, теперь ей было трудно от него отступать.

Но тут на помощь ей, сама о том не подозревая, пришла Серевкис.

– Правда? – воскликнула вителлианка. – А как в Кротении празднуют Фьюссенал?

– Мы обмениваемся медальонами с засушенными цветами, – начала Остра. – Потом делаем файнглест в каком-нибудь священном месте и пьем молодое вино.

– А что такое файнглест? – полюбопытствовала Серевкис.

– Это своеобразное плетеное сооружение, украшенное цветами, – пояснила Энни. – Кажется, этот обычай пришел к нам с Лира.