– Казни лишь разжигают страсти, – резко оборвал коннетабля король.
С тревогой смотрел Монморанси на мрачное лицо короля. Наконец, сделав над собой усилие, убежденно произнес:
– Интересы королевства и христианской веры вынудили нас действовать именно так.
Повелитель Франции не мог скрыть своего негодования.
– Королевство все время, по любому случаю – королевство. Так надо было ради королевства. Так требуют интересы королевства.
Король резко выпрямился, словно повинуясь внутреннему приказу: «Думать о погибших поздно. Надо думать о спасении и здравии живых». Затем обратился к своим советникам и высказал пожелание немедленно найти выход к скорейшему примирению враждующих партий католиков и протестантов.
– Сдержанность, взаимопонимание и истинная религиозность должны одержать победу над фанатизмом и мракобесием. Пока я жив, казней протестантов за приверженность своей вере во Франции не будет… – помедлив, уточнил: – За исключением случаев проявления особой жестокости и нетерпимости в отношении католиков. Главное, запомните: я желаю уважения и мира между сторонниками разных религий.
После бурных событий октября Париж стал постепенно успокаиваться, но ненадолго.
По прошествии всего лишь нескольких дней, как были сожжены на кострах двести гугенотов, всесильная судьба, творящая все по своему, одной ей известному усмотрению, часто наперекор желаниям человека, даже если он – король, вновь нанесла непредвиденный удар французскому монарху.
25 октября 1534 года внезапно умер глава Церкви, папа Климент VII.
Приехавшие из Рима послы поведали молодой герцогине Орлеанской страшные подробности: многие полагают, что папу отравили.
«Да и он отравил немало неугодных ему людей», – подумала Екатерина.
Вечный город, вся Италия бурно радовались смерти Климента VII. Народ считал папу виновником в разграблении Рима. Во время похорон, несмотря на всю их пышность, проявилась ненависть к папе: на улицах царило ликование, а ночью толпы народа совершили набег на его могилу, осквернив и ее, и тело усопшего. Только вмешательство любимого всеми кардинала Ипполито Медичи остановило глумление граждан Италии над могилой папы.
Екатерина с ужасом думала о том положении, которое обрела после смерти папы. Она не любила своего дядю Климента VII, разрушившего ее счастье. Как бы она была счастлива с Ипполито, если бы не он… А что ее ждет теперь? Вдруг ее брак с Генрихом будет расторгнут, а она отправлена в монастырь? Она отовсюду слышала вслед презрительное «итальянка», «морда Медичи». Придворные, собираясь в залах и коридорах дворца маленькими группами, обсуждали случившееся, а завидев Екатерину, не стеснялись и говорили намеренно громко, чтобы она все слышала.
– Его Святейшество одурачил нашего короля. Незадолго до смерти передал все итальянские активы рода Медичи своему внебрачному сыну Алессандро.
– Ну и нравы в их роду. Алессандро – вылитый мавр. Весь в свою мать – мавританскую рабыню.
– Рухнули надежды короля на казну Медичи.
– Прав был мудрый Монморанси. Предупреждал о коварстве и алчности папы и о бессмысленности брака принца с флорентийкой.
Эти слова больно ранили душу Екатерины. Вся тяжесть сплетен и ненависти обрушилась на нее. Особенно оскорбительными были суждения фрейлин об отношении к ней Генриха.
– Где щедрое приданое Медичи? Невеста-то оказалась без приданого.
– Зато Генрих теперь может избавиться от своей некрасивой жены. Он даже видеть ее не желает. Особенно теперь.
– Монморанси предлагает отослать флорентийку обратно в Италию.
– И правильно. Зачем мучить нашего красавца принца, раз он не любит свою жену?
– Итальянка унижает достоинство не только принца, но и короля, и всей Франции.
Теперь никто из придворных не скрывал своего пренебрежительного отношения к ней. В один из дней она увидела идущего ей навстречу по длинному коридору короля со свитой и опустилась в почтительном реверансе. За королем следовали молодые красивые фрейлины, как всегда, целый рой. Франциск едва удостоил невестку взглядом, а фрейлины ужалили герцогиню Орлеанскую ядовитыми торжествующими улыбками, красноречиво говорящими, что чужестранке, попавшей в немилость, нет места в блистательном королевском окружении. Но самым обидным было то, что король, которого она боготворила, был заодно со всеми. Екатерина прекрасно понимала, что король всегда обязан действовать на благо государства и только изредка в угоду своим прихотям и симпатиям. Теперь государству мало от нее пользы, поэтому Франциск и смотрит на нее неласково. Это и понятно, он раздражен новостью, полученной из Рима, просчетом своей ориентации на щедрого обещаниями недавнего главу Святого престола, крушением надежд на утверждение французского влияния в Италии. Смерть Климента VII перечеркнула политические стороны брачного контракта. Не стоило и надеяться на их признание новым папой Павлом III, ибо он принадлежал к имперской партии. Ныне ей нет места при французском дворе! Слезы брызнули из глаз Екатерины. Она отвернулась и поспешила в свои покои. Никто не должен видеть ее слез. Никто и никогда!