Терпеливая Россия. Записки о достоинствах и пороках русской нации

Старайтесь только выбирать, какой факт, какая программа заключает в себе наименее неправды и наиболее справедливости – и, выбрав, уже прилепляйтесь к ним всей душой; как в частной вашей жизни, если вы не бездушный человек, любите ж вы горячо некоторых людей, хотя в каждом из них наверное есть не совсем нравящиеся вам стороны. Какое вам дело до этих недостатков? Вы любите не за них, а за достоинства, и ради достоинств человека, имеющего множество недостатков, вы готовы бываете делать для него все, не жалеть и самой вашей жизни.

Все хорошо до известной меры, например, хотя бы и готовность жертвовать собой для любимого человека: если вы броситесь в омут для исполнения каприза любимой женщины, это будет глупо и в сущности даже очень преступно, но другое дело, если вы пожертвуете собой, чтобы дать ей счастье или спасти ее жизнь. Так и в разборчивости насчет общественной справедливости и несправедливости известной программы тоже должна быть своя мера, – излишняя щепетильность тут смешна и даже бывает очень часто преступна, хотя до известной степени следует быть разборчивым.

«Он не хочет свободной торговли, потому я не должен быть его партизаном, хотя без него ничего нельзя мне сделать против невольничества», – да ведь это все равно, что сказать: «он хочет от меня грошового пожертвования, потому не сделаюсь я компаньоном его, хотя товарищество с ним обогатит нас обоих». Нет, не так рассуждает человек умный и действительно желающий пользы; пусть он рассчитывает как можно строже, но если в общем своде окажется перевес пользы, он пойдет на все.

* * *

Были люди, которые не смущались не только какими-нибудь пустяками, которые не жалели даже своей репутации, обрекали свое имя на позор в устах всех так называемых благородных людей, когда того требовала общая польза. «Да что же это за люди такие?» – спросите вы. А вот можно рассказать вам, что я вчера видел.

Живет молодая вдова, красавица, какой другой не видывали люди. Она страстно любила своего мужа, все мысли ее – печаль о нем. Нет в обществе ни одного человека, который не преклонялся бы перед ее непорочной чистотой. Эта женщина исчезает. Где она? А вот где: среди шумной толпы беспутных пьяниц и погибших женщин, она сидит подле какого-то господина, который, как видно, богаче и знатнее всех; она ласкается к нему и так успешно завлекает его в свои сети, что прежняя любовница этого господина уже брошена: она уже занимает место этой погибшей девушки.

Хорошую репутацию составила себе скромная вдова! Она не может себя обманывать насчет того, как думают о ней не только честные люди, но и несчастные существа, презираемые всеми: прямо в глаза ей высказывается это в самых резких и к несчастью правдивых словах жалкой девушкой, карьеру которой перебила она: «меня довела до унижения судьба, я опозорена без моей воли», говорит эта девушка своей счастливой сопернице: – «а ты сама добровольно предпочла позор честной жизни; ты добровольно предалась разврату, – он приятен тебе; ты презреннее меня».

Вот входит старик, знавший нашу вдову, когда она являлась для всех образцом безукоризненной чистоты, он видит ее в руках пьяного, грубого богача, которому она расточает свои нежности, – этот старик, который так уважал ее и слова которого всегда принимала она с благоговением, проклинает ее. Что ж такое? Конечно, не легко переносить ей этот позор, но, действительно, она добровольно подверглась ему; она вперед знала, что запятнает свою честь, – и не пожалела запятнать ее…

– Какою новостью вздумали вы занять нас! Вы рассказываете драму «Юдифь», в которой весь Петербург видел игру Ристори.

– Разумеется. Я хотел только заметить, что Юдифь поступила не дурно. Не очень часто встречаются обстоятельства, требующие таких же страшных пожертвований от человека, желающего быть полезным обществу; но постоянно через всю гражданскую жизнь каждого человека тянутся исторические комбинации, в которых обязан гражданин отказываться от известной доли своих стремлений для того, чтобы содействовать осуществлению других своих стремлений, более высоких и более важных для общества.

Исторический путь – не тротуар Невского проспекта; он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри. Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимайся за общественную деятельность. Она – занятие благотворительное для людей, когда вы думаете действительно о пользе людей, но занятие не совсем опрятное. Правда, впрочем, что нравственную чистоту можно понимать различно: иному, может быть, кажется, что, например, Юдифь не запятнала себя.

* * *

А впрочем, мы отвлеклись от предмета. Мы хотели сказать, что в Соединенных Штатах можно, без вреда для своей гражданской и ученой репутации, быть защитником высокого тарифа, – и не только можно, но даже следует. Но чтобы иметь это право, надобно смотреть на тарифный вопрос не с теоретической стороны, а брать его в отношении к другим, более важным общественным вопросам.