Терпение (СИ)

После этого разговора Асе стало так тяжело, что она просто металась по деревне, не находя себе места. Ее душили рыдания, казалось, что мир просто рухнет, ей нужна была поддержка, понимание, но у кого ее спрашивать – не у Коляна же? И она впервые за несколько месяцев пришла к Любке. Они закрылись в комнате, выгнав оттуда Нюрку, забрались с ногами на кровать и Ася, наконец, смогла и выговориться, и выплакаться.

- Как мне жить теперь, Любка? Не знаю. Так тяжело на душе, как будто и, правда, камень там. Страшно, что дальше будет? Рожать страшно, как с Колькой жить буду – не знаю… Леха еще тут. Уж хоть бы не приезжал, а так – хоть вешайся…

- А разве тебе с Колькой плохо?

- Не знаю, - честно призналась  Ася. – Я даже не знаю, может быть он и не любит меня вовсе… Лешка не любит, я сначала думала, что хоть Колька любить будет, а он такой тихий и холодный… Все, что попрошу – сделает, знаешь, он мужик-то дельный оказался, только вот тепла нет. Попросишь – привези чего-нибудь вкусненького, он привезет, все, что скажешь, все привезет, и просто на стол положит. Молча. И – на диван. Или дрова рубить, или еще чего. И молча все, понимаешь? Ну обнял бы, что ли, поговорил бы, слово какое ласковое сказал. Спрашиваю у него: «Что ты молчишь все», а он:  «А чего говорить?». «Ну хоть, как там на работе расскажи?»  «Нормально все. Лес пилим». И дальше молчит.

- Ну а ты сама-то не пробовала с ним поговорить? Или там обнять его? Блинов напечь каких-нибудь? Вон Юлька Пашке, как ему приезжать, все чего-то стряпает.

- Да чего я смогу теперь сделать? Пашка Юльку любит. А у меня Леха спрашивает такой: «Чего, любит тебя Колька?», я ему: «Да любит, конечно», а сама стою и думаю, какая я дура, и с чего я такое взяла-то?

- А может быть, Колька сам так думает? – вдруг спросила Любка.

- В смысле?

- Ну, что ты его не любишь, и что теперь тебя целовать-обнимать, если он тебе на фиг не нужен? Я вообще не понимаю, как вы поженились, если у вас уже такие проблемы начались?

- Эх, Любк, я думала, он любит меня, - всхлипнула Ася. – Я думала, все по-другому будет, понимаешь?

- Ну чего ты, Аськ… - пожала плечами Любка. – Теперь-то уж жить надо как-то.

- Надо, - прошептала Ася, - только тяжко очень.

- Чего же поделаешь? Потерпи маленько, может, что-то изменится еще,  - вздохнула Любка и, помолчав немного, добавила, - а что же, ты получается, Кольку-то совсем не любишь?

- Я Лешку люблю, - по щекам Аси текли крупные слезы.

Любка снова вздохнула и посмотрела за окно, рядом с которым стояла кровать, на которой они сидели. На улице темнело, росшая за окном рябина, уже потерявшая свои листья и сохранившая несколько красных ягодок, гнулась от немилосердного ветра, а на стекле появились разводы начавшегося дождика.

- Мерзость какая, - проговорила Любка, имея ввиду картину, увиденную за окном.

А Ася почему-то подумала, что подруга это сказала о ее жизни.

***

В этом году осень как-то загостилась. Уже кончался ноябрь, никакой осенней прелести, если таковая и случается, в помине не было, осталась только надоевшая грязь, холодный ветер и постоянный дождик. Ночами подмораживало, однажды даже пошел, было, снежок, но осень никак не сдавала позиций.

Любка почему-то решила сама для себя, что когда выпадет, наконец, нормальный, не способный к моментальному таянью снег, тогда и свалится с ее души тоска. Она терпеливо ждала снега, каждое утро, прежде всего, выглядывала в окошко, вечерами смотрела новости, чтобы узнать прогноз погоды. Она так ждала снега, что, когда он выпал, даже не поверила в его реальность, и стала ждать, когда он растает. Но в декабре снег все же выпал серьезный, а не какая-нибудь осенняя каша.

Когда снег не оправдал Любиных надежд на какие-то перемены, она пришла к Юльке с Пашей. У них было тепло, уютно, красиво, радостно, и Люба отогревалась у них в гостях. Ей нравились старые домотканые половики в комнате, стройный ряд книжных корешков за стеклом шкафа, уютный желтый торшер и маленькие ажурные салфеточки, связанные Юлей и разложенные на старинных комодах и огромном трельяже. Эта мебель, еще черные стулья на выгнутых ножках, круглый стол и пузатый буфет, казалось, всегда стояли в этом доме, старились вместе с ним, темнели от времени и пережитого опыта. В красном углу, на кухне, над большим обеденным столом располагался целый иконостас, перед которым неизменно горела красная или синяя лампадки. Юля объяснила Любе, что синяя лампадка – постная, ее зажигают в посты, которых было четыре, и во время которых не едят мясо. Юля во время постов еще и телевизор не смотрела, хотя мальчишки все равно крутили по видику мультики, да Паша, когда бывал дома, смотрел новости. А во все остальные дни перед иконами горела красная лампадка, и Любка, уже переступая порог, знала, есть ли пост, или нет.